— Пошли поздороваемся, — не спрашивая согласия, потянул её Туманов. — Роман Гомельский. Михаил Моржов, — особо пристально задержавшись взглядом на Снеговике представил он на всякий случай.
— Роман Евгеньевич. Михаил Петрович, — усмехнувшись, раскланялась Марина.
— Рад видеть, Марина Вячеславна, — оперным мефистофелевским баритоном поприветствовал её Гомельский, не сводя глаз и словно намекая: «Лишь одно твоё слово!»
И четвёртая, явно лишняя рюмка водки в ней сказала: «А гори оно всё огнём! Да!»
Глава 40. Роман
Если бы у него был какой-нибудь блокнотик, в который Роман записывал неотложные дела, то первые три пункта сейчас звучали бы так:
Первое. Оторвать руки Моржову (за то, что он прикасается ими к женщине, на которую Роман и смотреть боялся).
Второе. Оторвать Моржову голову (за то, что она улыбается его шуткам, да и вообще слушает. Практически внимает).
Третье. Выяснить что связывает этого пройдоху Туманова с Мариной.
Правда, Моржову он резко всё простил, когда тот сказал, что да, лететь Скворцова согласна и погрустнел.
Он и вообще был сегодня какой-то странный, этот Моржов. Словно расфокусированный. На Романа глаза почти не поднимал, на вопросы отвечал или односложно, или невпопад, и пил как не в себя. Видимо, явно испытывая затруднения как же в поездке ему совместить деловые встречи со Скворцовой и личные с Елизаветой.
Но Роман недрогнувшей рукой подливал ему водку и делал вид, что до сих пор пребывает в счастливом неведении насчёт их отношений.
Его не передёрнуло от омерзения, когда он представил себе, как Лиза трахается с этим тюленем. Ведь он знал человека, за которого она до этого собиралась замуж. Вот то был настоящий старый вонючий плешивый орангутанг, вызывающий рвотные позывы. Но она была дочь своих родителей. Пережила это. Переживёт и развод. И секс с Моржом тоже.
«Со мной же пережила», — усмехнулся он горько. Хотя в медовый месяц они не вылезали из постели. Да и вообще первый год трахались как кролики. А вот как только разговор зашёл о детях, её словно подменили. Но сейчас Роман уже во всём сомневался. А искренней ли она была? Или она бы и с банковским автоматом спала, если бы за это её папаша получал наличные. А за мамину одобрительную улыбку Лиза готова была и на большее.
Но так Роман думал раньше. Жалел её, старался ограждать от родителей. Можно сказать, лишний раз даже на порог их не пускал, не то, что позволял что-то решать или указывать в его семье. При нём тёща и рта боялась раскрыть, обращалась к нему в основном через Лизавету, а лично исключительно на «вы». Но для Лизы это было слишком сильно и слишком глубоко — материнская власть и привитый ей комплекс вины за гибель брата. Она словно всю жизнь перед ними выслуживалась. Но, видимо, всему когда-то приходит предел.
Сейчас, опираясь на добытую детективом информацию, Роман медленно и болезненно прозревал, что Елизавета была не так проста, как казалась. Не так глупа и беспечна, как делала вид. И не так предана родителям, как бы им хотелось. Теперь она вела с ними свою игру, двойную. Изображала покорность, но на самом деле ненавидела. Это у неё получалось куда лучше, чем изображать любовь. И совершенно не выходило скрывать равнодушие к нему и ребёнку. Отдать ей должное, она и не пыталась.
И кто бы мог подумать, что Романа обрадует это равнодушие. С ненавистью ему пришлось бы куда сложнее. А равнодушие всегда даёт надежду на холодный расчёт и трезвую голову. И это было только на руку. Играть на этом поле он умел.
Он заставил Лизу при нём пописать на тест для беременности, зная, что секс у них был редким и защищённым, а он не хотел неожиданных сюрпризов в процессе развода. И только когда тот показал отрицательный результат, огласил своё решение развестись.
Она попросила пока не сообщать родителям. И вообще никому ничего пока не говорить хотя бы до окончания поездки, которую не хотела отменять. И вообще вела себя на редкость сдержанно, спокойно и по-деловому. Выслушала его молча, обещала подумать. Правда потом, когда он предложил провести отпуск вместе, не весь, частично: Роман мог бы приехать на пару дней, раз уж ей было важно соблюсти какое-то время видимость брака, всё же согласилась и расплакалась. Горько, но мужественно.
Словно горевала по чему-то своему, оплакивая не их брак, не возможную разлуку с ребёнком, а прощание с детством. Роману показалось, что она либо ещё до конца не осознала, что происходит, либо, наоборот, резко повзрослела, когда встала и, взяв ключи от машины, уехала. Сама, за рулём. Словно показав, что она готова взять в руки и руль от собственной жизни.
И, кто бы мог подумать, но Роман готов был перекреститься, что всё прошло именно так. Без её инфантильных истерик. Без показного заламывания рук. Первый раз за три года совместной жизни он гордился ей по-настоящему. Всё же из буйно помешанной и затюканной родителями девочки выросла истинная стерва. И в этом была и его заслуга.
Он должен был, наверно, чувствовать себя обманутым мужем, жалким рогоносцем, обиженным ревнивцем. Но ему было настолько всё равно, что он не ощутил ни обиды, что Елизавета предпочла ему этого толстожопого, ни малейшего желания знать «почему», ни болезненной потребности услышать, что в постели он всё равно был лучше.
Да пусть хоть хуже. Плевать. Он не собирался ни с кем себя сравнивать. Его не накрыло разочарованием, что он чего-то не смог. Он давно пережил юношеское стремление нравится всем. Не все женщины нравились и ему. А если сказать ещё анатомичнее и бездушнее, то подходили ему в плане секса. Не со всеми ему хотелось встречаться снова. Но главное, он точно знал, почему его жена трахалась с Моржовым. И секс здесь был вовсе ни при чём.
Мамина Лизонька была умнее, чем казалась. Но не умом, а инстинктами. Животным чутьём она понимала, что их браку очень быстро придёт конец. И как истинный стратег, она готовила себе плацдарм для отступления. Хотя если смотреть правде в глаза: скорее как самочка какого-нибудь утконоса она строила себе второе гнездо на случай опасности, настолько силён был в ней инстинкт самосохранения. И выбрала самый надёжный вариант — влюблённого в неё Моржова.
Роман без позёрства и сарказма искренне желал, чтобы с Моржовым в постели ей было хорошо. Чтобы тот нашёл все её точки «джи». И пусть она будет с ним счастлива. Если для Лизы Мурзиной функция «счастье» вообще доступна.
