Он на полном серьёзе ответил пьяному в хлам Моржову:
— Бери.
— Ты меня точно услышал? — расплывшийся как пачка подтаявшего масла, Моржов пытался сфокусировать на нём взгляд.
— Ты сказал: Ромыч, отдай мне свою жену. И я тебе ответил: Миха, бери. Я с ней развожусь.
— Ты шутишь? — не сказать, чтобы резко протрезвел, но как-то подсобрался Моржов.
— Если ты ждал в ответ шутку, то зачем спрашивал? — едва ли выпивший и пару рюмок, трезвый до неприличия Гомельский с пристрастием рассматривал багровую рожу Моржова и сомневался, что тот способен сейчас врать. Неужели Лиза ему не сказала?
— Ты с ней разводишься? — пытался осмыслить полученную информацию Михаил Петрович.
— Да. Но дочь она не получит, имей в виду.
— Вот это новость! — навис над столом Моржов и неверной рукой стал наливать себе ещё водки. — Он разводится! А я-то дурак, думал… — глупо хихикнул он. — А дочь… Да похер, раз девчонка оказалась твоя.
— Что? — а вот теперь напрягся и даже вышел из-за стола Гомельский. — Что ты сказал?
— Лиза думала, что Диана не твоя дочь, — поливал Моржов скатерть водкой, не попадая в рюмку. — И ты её выгонишь вместе с ребёнком, или убьёшь. А я сказал: похер чья она, уходи сама, я на тебе женюсь, и малышку удочерю. Но потом она сделала ДНК-анализ: отец ты. И вроде успокоилась, — опять сдавлено хихикнул он. — Да там и невооружённым глазом видно, что ты.
Глава 41. Роман
— Она… сомневалась… что это… моя… дочь? — чуть ли не по складам произнёс Гомельский. — То есть тогда она трахалась не с тобой?
— Со мной? — заржал Моржов и выпил то, что всё же сумел налить. Сморщился. Ладонью вытер рот. — Да со мной она только сегодня. Да и то, выходит, из-за развода.
А вот это была не просто новость. Можно сказать, убийственная новость. Теперь до Романа дошло, чего Моржов сегодня так напрягался. И теперь Гомельский был зол. Хоть и не на Моржова. Но не мог просто оставить его откровения без достойного ответа. Хотя Моржову это требовалось даже больше, чем самому Роману.
— Что ты сказал? — схватил его Рома за грудки и выволок из-за стола, стянув скатерть. С грохотом полетела на пол посуда.
— Ребятки, я, конечно, понимаю, что водка — зло, — неведомо откуда материализовался Туманов. И дал понять сгруппировавшейся охране, что он разберётся, их вмешательство здесь не понадобится. — Но давайте перенесём все разговоры на потом.
— Ромыч, прости, — безвольно повис Моржов в руках Гомельского, но у того было ощущение, что он пьян настолько, что уже не соображает, что говорит. — Но ты же знаешь, я люблю её. Я же ради неё…
«И чего я с ним редко пил? Столько полезного узнал бы раньше».
— Считай, мы в расчёте, — резким коротким ударом в челюсть Гомельский всё же отправил Моржова в нокаут. Но не только ради сатисфакции, а ещё, чтобы тот заканчивал уже тут при всех трепаться.
Не промазать мимо сиденья рухнувшему Моржову помог Туманов.
— О чём бы вы ни говорили, боюсь завтра он этого не вспомнит, — рывком пристроил он Моржова на стуле так, чтобы тот не упал.
— Это вспомнит, — бросил ему салфетку со стола Роман.
Туманов зажал ею потёкшую из носа банкира кровь и кивнул:
— Полегчало?
— Отчасти, — искренне признался Роман. Да, то, что Моржов с его женой на самом деле раньше и не спал, Романа даже тронуло. Даже жаль его стало, тюленя. Что Лизавета его держала за дурачка, а сама динамила, лишь перед носом махала, да обещаниями кормила. Дружила с ним.
Но что она… что Дианка могла быть…
Теперь он аж покрылся холодным липким потом от гадкого ощущения, что Лиза не любила дочь именно потому, что она его, Гомельского, а не того козла, с которым она в тут пору сношалась.
Он дёрнул ворот рубашки — трудно стало дышать. Он налил и выпил. Хотя алкоголь тут вряд ли мог помочь: Роман не простит этого Лизе никогда.
— Погоди, — усмехнулся адвокат. — То ли ещё будет.
Но Роман знал точно, что ему поможет именно сейчас. Он оглянулся на прокуренный и заполненный людьми зал.
— Позаботься о нём, — кивнул он не посмевшему вмешаться холую Моржова, крутившемуся неподалёку. — Домой вези. Ему хватит.
Пока Роман пробирался между танцующими, как раз включили какую-то медленную композицию. Только она стала просто предлогом вытащить Марину из-за стола под пристальными, нет, очень пристальными, буквально рентгеновскими взглядами её подруг.
Сжимая в руке её ладонь, Роман повёл женщину своей мечты мимо танцпола. Сначала на небольшую открытую террасу. Но и там было слишком людно, поэтому не останавливаясь он спустился по ступеням в небольшой ещё не убранный с зимы сад. И едва свернув в темень, за угол, прижал Марину к стене.
— Что с тобой? — тревожно вглядывалась она в его лицо.
— Ничего особенного. Просто вдруг понял, что не могу жить без тебя.
Он наклонился, чтобы её поцеловать.
— Что ты, чёрт побери, делаешь? — отодвинулась она.
— А на что похоже? — улыбнулся он. Это становилось ритуалом.
— Сейчас — на хорошую затрещину.
— Так ударь, — приблизился он к самым губам.
И вот теперь её поцеловал. Впился жадно, нетерпеливо, требовательно. И так вжался, что будь у него в штанах даже крошечный бобовый стручок, она бы и тогда его почувствовала — это невыносимое желание быть с ней, любить, стать одним целым. Но у него в штанах было и без того весомо, а когда она ответила, стало ещё больше. В общем, интеллект так и выпирал, но Роман ничего не мог, да и не хотел с этим делать.
Задыхаясь в исступлении её поцелуя, он готов был взять её прямо там, прямо сейчас. Или отвезти, унести, увести куда угодно, лишь бы это не заняло больше пяти минут. Больше он бы просто не выдержал.
Так казалось. Но, конечно, он выдержал. Отстранился, тяжело дыша, упёрся в шершавую стену над Мариной руками. И посмотрел на неё.
В мареве накрывающего волнами желания, в сумраке ночи, в густой вязкой топи отношений, которые были почти невозможны, она ответила на его взгляд, а потом потянулась и накрыла его губы своими.
