– И теперь вы заботитесь об этой коллеге, – то ли спросил, то ли констатировал Бекетов.
– Нет. О ней заботится ее близкая подруга, Аглая Колокольцева. Но дело в том, что тут все так запутано… Убитая оказалась одноклассницей Глашиной бабушки, той самой немолодой дамы, к которой я вчера торопилась на день рождения. Они с Аней тоже должны были прийти в гости, но не пришли, а потом Аня позвонила, и Аглая Тихоновна разволновалась ужасно. А ей нельзя волноваться, потому что она уже немолода.
– Вы меня совершенно запутали, Екатерина, – сообщил Бекетов. – Анне Демидовой двадцать четыре года, Аглая Колокольцева – ее подруга и однокурсница, почему же она немолода?
– Нет-нет, Глаше тоже двадцать четыре года, а Аглая Тихоновна – ее бабушка, их просто зовут одинаково. Это у них такая семейная традиция – называть внучку в честь бабушки.
– Надо же, оказывается, это модно.
– Что модно? – не поняла Катя.
– Называть внучку в честь бабушки. Вашу коллегу Демидову тоже назвали в честь бабушки, вот что любопытно.
– Не поняла. Анину бабушку звали Антониной, хоть я и не была с ней знакома, но это успела узнать.
– Так и вашу коллегу по паспорту зовут Антониной. Вчера, когда я с ней беседовал, она рассказала мне, что по паспорту она Антонина Демидова, и бабушка всю жизнь звала ее Тонечкой. Собственно, в родном Владивостоке ее все так звали, и только приехав в Москву, она решила, что для актрисы «Анна Демидова» звучит более подходяще. Ее бабушке это, кстати, не нравилось. У нее смолоду был какой-то пунктик, что это шикарно, когда женские имена в семье передаются через поколение.
– Я думаю, что это у нее от Колокольцевых, – сообразила Катя. – Видите ли, Аглая Тихоновна мне рассказывала, что у нее была удивительная бабушка. Ее тоже звали Аглаей. Аглаей Дмитриевной. И подружки, которые приходили к Колокольцевым домой, считали это шикарным. Она рассказывала, что бабушка оказала огромное влияние на их воспитание, девочки, среди которых была и Антонина, ее просто обожали. Естественно, что свою внучку она назвала Глашей, и, видимо, Антонина решила в своей семье тоже завести такую традицию.
– Это все, конечно, очень интересно, но какое имеет отношение к делу? Хотя, постойте, вы сказали, что убитую вчера вечером ждали в гостях?
– Да. Ее ждали на дне рождения Аглаи Тихоновны.
– И что же, они дружили все эти годы? Эта ваша знакомая, о которой вы говорите с таким пиететом, может о ней рассказать?
– Нет. Она может рассказать лишь про их детские годы, которые, как вы понимаете, вряд ли имеют отношение к сегодняшнему дню. Пятьдесят один год назад Аглая Тихоновна уехала из Магадана в Москву, учиться. А Антонина осталась работать на хлебозаводе, а потом вышла замуж за моряка и переехала во Владивосток. Они больше никогда не виделись.
– И как же сейчас она вошла в число приглашенных на день рождения?
Интонации Катиного собеседника изменились, теперь он говорил как профессионал, идущий по следу, и она не знала, радоваться этому или огорчаться. В конце концов, она же и позвонила ему именно как профессионалу. С другой стороны, что-то из того, о чем говорит Катя, цепляет его следовательское ухо, а это уже повод волноваться.
– Она совсем простая женщина, хоть ее сын и вице-адмирал флота. Всю жизнь мечтала оказаться в Москве, а приехала только сейчас, к внучке. В разговоре Аня упомянула, что у нее есть подруга Глаша Колокольцева, и ее бабушка поняла, что речь может идти о ее бывшей однокласснице. Слово за слово, выяснилось, что так оно и есть. Они договорились встретиться, это естественно.
– И встретились?
– Да, один раз.
– Потерпевшая Антонина Сергеевна Демидова приехала в Москву в конце февраля. Если они были такими закадычными подругами, что одна перенимала семейные традиции другой, так что же так мало общались?
– Так из-за коронавируса же, – с досадой сказала Катя. – Пока выяснилось, что они знакомы, карантин уже ввели. Две пожилые женщины не выходили из дома, внучки не позволяли им так рисковать. Поэтому они встретились только дней десять назад, да и то на воздухе – на Цветном бульваре. Поговорили, вспомнили юность. И Аглая Тихоновна пригласила подругу на свой день рождения. Но та не пришла. Не смогла, потому что была убита.
– Екатерина, а могу я поинтересоваться, почему вы вообще так горячо заинтересовались этой историей? – спросил Бекетов. Теперь в его голосе отчетливо звучали стальные нотки, и Катя, имевшая богатое воображение, как и положено актрисе, внезапно представила, как сидит в казенном кабинете на холодном металлическом стуле, а следователь напротив заносит ее показания в протокол и сверлит ее внимательным, острым взглядом. – То есть, я понимаю, что вы переживаете за бабушку вашей приятельницы, но в убийстве ее школьной подруги, которую она увидела впервые за пятьдесят лет, нет ничего такого, что требовало бы звонка мне.
– Вы против, что я позвонила?
– Ничуть. Даже наоборот, я очень рад слышать ваш голос, но все же полагаю, что у вашего внезапного интереса к этому делу есть причина. Нет?
– Владимир Николаевич, я готова все вам рассказать, потому что скрывать мне абсолютно нечего. Так же, впрочем, как и Аглае Тихоновне. Видите ли, информация, которой я готова поделиться, может оказаться важной для вашего расследования. А может, полной чепухой, которой я только займу ваше время. Поэтому для того, чтобы я приняла решение, стоит ли мне вас отвлекать…
– Екатерина, давайте вы оставите мне оценку информации, которая у вас есть. Расскажите мне все, что вам известно, а дальше я уже сам решу, стоящие ваши новости или нет. Хорошо?
– Да, но…
– Давайте встретимся сегодня, скажем, часа через два. Вы сейчас в театре?
– Да, у нас сегодня репетиция, но через два часа я уже освобожусь. Вы придете в театр?
– Нет, давайте встретимся у входа и прогуляемся. Вчера вы отказали мне в прогулке, поэтому сегодня я с удовольствием совмещу приятное с полезным.
– Хорошо, – решительно сказала Катя. – Я буду ждать вас у служебного входа через два с половиной часа. Но я очень прошу вас на один мой вопрос ответить прямо сейчас. Поверьте, для меня это очень важно, а никакой тайны следствия эта информация точно не составляет.
– Давайте, попробую.
– Владимир Николаевич, у убитой Антонины Демидовой что-нибудь пропало?
Он помолчал, видимо, оценивая ее вопрос.
– Боюсь, не совсем понимаю, что вы имеете в виду. Вы считаете, что у потерпевшей с собой могло быть что-то ценное?
– Нет-нет. Я не имею в виду ничего особенного. Мне важно знать, ограбили ли ее перед тем, как убить. Отобрали кошелек, может быть, сережки вынули из ушей. Я не очень представляю, какие ценности могли быть при себе у семидесятилетней женщины, но могли ли ее убить из-за попытки ограбления?
Ее собеседник снова помолчал, Катя заволновалась, что он не станет отвечать, но Бекетов вздохнул и коротко хмыкнул.
