Катя послушно отдавалась на волю захватившей ее стихии, не сопротивляясь уносящим ее потокам. Куда? Зачем? Сейчас ее это совершенно не заботило. Через какое-то время, очнувшись, она обнаружила себя лежащей на пушистом ковре в гостиной. Ковер был ее гордостью: ручной работы, белый, длинношерстный, вытканный из овечьей шерсти с добавлением шелка, он стоил целое состояние и был собственноручно притащен Катей на себе из поездки в Стамбул.
Она уехала туда сразу после развода, чтобы восстановить полностью утраченное спокойствие, и подолгу бродила по узким улочкам, вдалеке от туристских троп и толп людей, потому что ей физически нужны были тишина и пустота вокруг. В шуме и гаме ее кожу начинало колоть иголками, и хотелось убежать сломя голову, спрятаться в номере, забраться под кровать и сидеть там, заткнув уши.
На маленьких кривых улочках практически не было людей, лишь спешащие по домашним делам женщины сквозили тенями мимо неторопливо идущей Кати, да торговцы стояли на пороге магазинчиков, но не кричали призывно, как на главных торговых площадях, а лишь смотрели заинтересованно. Или в выражении ее лица их что-то отпугивало?
Как бы то ни было, в какой-то момент Катя очутилась внутри одного такого магазинчика, сама не заметив, как в тяжелых думах оказалась там. Ей ничего не было нужно, и она уже собиралась извиниться перед продавцом и выйти, как вдруг заметила ковер на полу. Ей показалось, что он сиял, по крайней мере, от ковра совершенно точно исходило какое-то свечение, и на ощупь он был мягкий-мягкий, пальцы утопали в длинном ворсе, ласкающем кожу, и доставать руку не хотелось совсем, и Катя в одночасье поняла, что без этого ковра никуда не уйдет.
Стоил он каких-то неприличных денег, но она даже не торговалась, заплатила всю сумму сразу. Назавтра ковер доставили ей в гостиницу, уже упакованным для перевозки. К нему прилагалась куча каких-то сертификатов, как будто это был не ковер, а наследный принц, и в качестве подарка продавец еще послал ей банный халат, тоже очень мягкий, теплый, уютный и при этом совершенно невесомый. Видимо, впечатлился ее способностью делать покупки, не торгуясь, извинялся за задранную сверх меры цену, а может, понимал, что Катя нуждается в утешении.
Привезенный домой халат служил с тех пор именно источником утешения всякий раз, когда Катя в этом нуждалась. Он словно отгонял плохие мысли и позволял расслабиться. А расстеленный в гостиной ковер радовал глаз, и ступни, и тщеславие тоже, потому что на него «делали стойку» все гости, впервые попадавшие в Катину квартиру. И вот теперь Катя обнаружила себя лежащей в самом центре этого ковра, шелковистый ворс которого то ли щекотал, то ли ласкал спину.
Она скосила глаза и посмотрела на лежащего рядом мужчину. Глаза его были устремлены в потолок, как будто он что-то на нем изучал. Катя на всякий случай тоже задрала голову, но потолок был девственно-чист.
– О чем ты думаешь?
– О том, что этот ковер, должно быть, продавался в секс-шопе, – ответил он. – Я не знаю, где ты его взяла, но он просто создан для занятий любовью. Искушение, а не ковер.
– Да? – оскорбилась Катя. – А я думала, что это я – искушение.
– Ты – само собой. На тебя я запал еще до того, как оказался тут, но сейчас я понимаю, что ковер толкает меня на повторение подвигов. По крайней мере, лежа на нем, больше нельзя думать ни о чем другом.
– Не знаю, я никогда на нем не лежала.
– Что? Да ты с ума сошла. Иди ко мне, будем наверстывать твое чудовищное упущение.
На наверстывание ушло еще какое-то время, на протяжении которого Катя опять не очень осознавала, где именно находится, потому что ураган «Дориан» снова обрушился на нее, и новый его порыв был ничуть не менее сильным, чем первый. Вырвавшись из вихря на свободу, Катя снова обнаружила себя в центре ковра, а Владимира Бекетова лежащим рядом. Он часто и тяжело дышал, словно с трудом спасся в столкновении со стихией. Грудь его ходила ходуном, и глаза теперь были закрыты.
– Принеси попить, а, – жалобно попросил он.
Послушная Катя поднялась и принесла с кухни стакан холодной воды с газом, которая всегда стояла у нее в холодильнике. В стакан был брошен кусочек лимона и вставлена трубочка, чтобы пить было удобнее. Бекетов с трудом сел, принял из ее рук стакан и припал к трубочке, жадно втягивая воду. Катя как зачарованная следила за его губами, которые совсем недавно, кажется, точно так же неистово сжимали ее грудь. Хм, этот человек все делает со страстью.
Осушив стакан, он отставил его в сторону и решительно повернулся к Кате.
– Ну и что мы будем делать?
– С чем? – испуганно переспросила она, снова подумав, что если он сейчас начнет просить прощения, то, пожалуй, она умрет прямо здесь, на ковре. От стыда и разочарования.
– С твоей драгоценной Аглаей Тихоновной, – ответил он чуть недоуменно. – Потому что со всем остальным делать ничего не надо, с этим как раз все ясно.
Нет, кажется, извиняться он не собирался.
– Наверное, мне надо уговорить ее разрешить к ней переехать, – сказала Катя, собирая мысли «в кучку», как называла это ее мама. – Я действительно считаю, что ей угрожает опасность. Преступник либо залез в дом, зная об отсутствии там хозяйки, а Нина Петровна его просто спугнула, и в таком случае он обязательно вернется. Либо он шел, чтобы убить Аглаю Тихоновну, и опять же Нина Петровна его спугнула, или, что тоже возможно, он просто перепутал двух пожилых женщин.
– Ты считаешь, что это возможно? Перепутать двух людей?
– А почему нет? Если злоумышленник как-то связан с Магаданом, то в последний раз он видел Аглаю Тихоновну пятьдесят лет назад. За это время люди меняются необратимо, а Нина Петровна примерно того же роста и той же комплекции, да и одежду она носит в основном ту, что ей отдает или специально дарит Аглая. Ты об этом не думал?
– Нет, но обязательно подумаю, – сказал Бекетов, притянул ее к себе, обнял за плечи, бережно уложил обратно на ковер, лег рядом, закинул на Катино бедро свою ногу, словно одеялом укрыл, хотя в комнате вовсе не было холодно. – Но вот переезжать к Колокольцевым ты не будешь. Даже не думай.
– Но почему?
– У твоей Аглаи есть внучка, ей тоже хватит уже выпасать подружку и помогать той справляться с горем. К Ане-Тоне прилетел отец, завтра кремация, потом урну увезут во Владивосток, но несколько дней вице-адмирал Демидов пробудет здесь, ему и карты в руки, пусть утешает и успокаивает дочь, а Глаша возвращается домой, к бабушке. Это ее место, а не твое.
– А где мое место? – подначила Катя.
– Здесь, в этой комнате, на этом ковре. Рядом со мной. Не обещаю, что смогу оставаться с тобой каждый день, потому что дежурства никто не отменял, да и вообще при моей работе меня могут выдернуть из постели в любую минуту, но обещаю проводить тут все свободное время. Если ты позволишь, конечно.
– Заманчиво, – сказала Катя, примерилась и поцеловала его в губы. – А где ты был раньше, Владимир Бекетов? Этому ковру очень тебя не хватало.
