– Ходил на твои дурацкие занятия, чтобы обратить на себя твое внимание, но безуспешно, – сообщил он. – Ты была вся такая серьезная и неприступная, что я всю голову сломал, чтобы понять, как все-таки к тебе подобраться. Оказывается, должно было просто произойти убийство.
– Фу, как цинично.
– Зато жизненно. Ты просто очень испугалась за свою Аглаю, и этот страх открыл шлюзы. Ты очень крепко держишь себя в руках, Катюша, так, что ни одного зазора не найти. Но тем интереснее было, правда.
– Как ты вообще про меня узнал? Я ни минуты не верила, что тебе интересны актерско-психологические курсы. Ты настолько отличался от других участников Открытого театра, что я невольно тебя боялась, потому что не понимала причины, по которой ты здесь.
– Увидел тебя на спектакле. Меня как-то друг затащил. Случайно получилось. Я, конечно, не являюсь завсегдатаем театральных постановок, но у друга пропадал билет, потому что жена уехала в командировку, он позвал меня с собой, а я почему-то согласился. Вечер был свободный, не хотелось проводить его в пустой квартире. Я решил, что не будет ничего плохого, если я в кои-то веки приобщусь к прекрасному. Мы пришли в театр, а на сцене была ты, и это было действительно прекрасно, и я к концу спектакля решил, что обязательно тебя добьюсь.
– И записался в Открытый театр?
– Ну, не стоять же мне было у служебного входа с букетами. Я нашел в интернете все, что там про тебя было. Наткнулся на информацию об Открытом театре, обнаружил, что идет новый набор, и записался недолго думая. Но ты совсем-совсем не обращала на меня внимания, – вдруг жалобно сказал он.
– Потому что глупая была, – сообщила Катя и начала выбираться из кокона его рук и ног. – Пусти, теперь я пить хочу.
– А есть?
– А есть не хочу, я сегодня в гостях была, меня там накормили, – ответила Катя и вдруг догадалась. – Погоди, ты что, голодный?
– Если честно, то да. Твой звонок выдернул меня из управления, откуда я как раз собирался ехать домой. И целый день ничего не ел. С общепитом у нас в стране сейчас, как ты знаешь, напряженка.
– Сейчас я что-нибудь приготовлю, – Катя вскочила на ноги и потянула с дивана лежащий там любимый халат. – Будешь есть, а потом спать. А то у тебя уставший вид. Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь, если даже по выходным работаешь?
– Редко, – признался он, с удовольствием глядя на ее ладную фигурку. – Только знаешь что, давай сначала спать, потом есть.
– В смысле? – не поняла Катя. – Ты хочешь спать? Перейдешь в спальню?
– В спальне, наверное, тоже хорошо, – сказал Бекетов и потянул за халат, заставив его упасть на пол. – Но пока мне и на ковре неплохо. Спать я действительно хочу, с тобой. Здесь и сейчас. А уже потом буду есть. Иди ко мне.
Катя медленно опустилась на мягко принявший ее ворс, понимая, что «Дориан», кажется, пошел на третий заход. Впрочем, она вовсе не возражала снова стать его пленницей. В сумке, оставшейся на столике в прихожей, кажется, звонил телефон, но сейчас это было совсем не важно.
* * *
Кажется, звонил телефон, но сейчас это было совсем не важно. Сейчас вообще все не имело ни малейшего значения, кроме объявившейся в Москве старухи. Она явилась из преисподней, в этом можно было не сомневаться. Только гости из преисподней возникают из ниоткуда, из небытия, чтобы все разрушить, испортить.
Случайная встреча со старухой не входила в планы, нет, надо признать, совсем не входила. Так уж звезды сошлись, что она оказалась хранительницей страшной тайны, той самой, что способна полностью изменить жизнь. Разрушить все, снести, смести, взорвать.
Конечно, сначала еще теплилась надежда, что она будет молчать. В конце концов, лично она ничего не выгадывала, рассказав про золото и вообще обо всем. Хотя, о чем – обо всем? То, что она узнала, было неприятно, но не смертельно. Или все-таки смертельно?
До определенного момента еще можно было пытаться свести ущерб к минимуму. Но старая сволочь решилась на шантаж. Она оказалась такой же предсказуемой, как и остальные люди. Никто из них не мог устоять, если была возможность урвать солидный куш. Она знала про золото, а потому запросила очень много. Отдавать столько было невозможно, немыслимо. А старуха только смотрела в лицо и смеялась, повторяя, что все расскажет Аглае.
Аглая, Глаша, с ее чуть высокомерным чувством собственного достоинства, с удачно сложившейся карьерой, с идеальной, хирургически стерильной жизнью, в которой не было и не могло быть грязи, не поняла бы, не приняла, не простила. А значит, старухе надо было заткнуть рот. Не деньгами, это ей было бы чересчур, а в прямом смысле слова. Заткнуть ее поганый рот, чтобы она просто не могла никому рассказать то, о чем случайно узнала.
Старуха все пела соловьем, что должна купить внучке квартиру. Она и на шантаж осмелилась лишь для того, чтобы реализовать засевшую у нее в голове идею фикс. Только два человека знали о том, что украденное из квартиры Колокольцевых золото вообще существует – решившийся ради него на убийство Димка Зимин и идейный вдохновитель этого убийства Ирка Птицына. Оба сейчас были мертвы.
Кто ж знал, что Зимин окажется таким несдержанным на язык, что проболтается о золоте Нюрке, а та запомнит его болтовню, чтобы вспомнить ее через пятьдесят лет. Нет, нельзя, чтобы Аглая узнала, никак нельзя. Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал.
Злость на Зимина не проходила. Из-за глупой обиды поставить под угрозу все, на чем зиждилось его благосостояние? Их благосостояние, если быть точнее. Конечно, с того момента прошла целая жизнь, но вот висящее на стене ружье все-таки выстрелило. Оно всегда стреляет, кажется, так пишут в пьесах.
Ружье выстрелило, и теперь должно было выстрелить еще раз. От старухи нужно было избавляться. Конечно, Дима Магадан справился бы с этой задачей, но Димы Магадана больше не существовало, и поручить такое деликатное дело было некому. Что ж, придется браться за работу самостоятельно.
Над планом пришлось думать долго, несколько ночей. Старуха согласилась подождать, пока удастся собрать деньги. Понимала, что сумму, которой хватило бы на покупку квартиры в Москве, под подушкой не держат. В результате план получился элегантный и красивый. То, что все произойдет именно 25 июня, как и пятьдесят лет назад, было вишенкой на торте, придавало идее завершенность и утонченность. Да, так красиво, практически идеально. Круг, начавшись с убийства в Магадане, должен замкнуться убийством в Москве. И никто ничего не поймет, в том числе и Аглая. И никто никогда не найдет убийцу, потому что нет никакой связи между прошлым и настоящим. Точнее, связь есть, но все, кто о ней знают, уже переплывут через реку Стикс.
Место и мизансцена убийства были выстроены четко. Орудие, с помощью которого придется действовать, выбрано. Портновское шило, когда-то служившее верой и правдой для шитья изделий из кожи, модны они были в Москве начала девяностых. Много лет им никто не пользовался, пожалуй, за ненадобностью давно оказался забыт сам повод, по которому шило так и хранилось в какой-то дальней коробке, не представляя особой ценности. И вот ведь, надо же, пригодится.
