— Как скоро?
— Зажимайтесь вашим процессом, если вы не можете его
бросить и если он не продлится более двух недель. Но в любом случае вы должны в
течение этого срока сделать биопсию. От нее мы и будем отталкиваться в своих
дальнейших действиях.
— Кто из них лучше всего? — спросила она,
протягивая доктору листок.
Тот еще раз глянул в него и медленно вернул Алекс:
— Они все великолепные врачи, но я больше всех ценю
Питера Германа. Он очень хороший человек — прежде всего человек, а потом уже
хирург. Я хочу сказать, что его волнуют не только операции и биопсия.
— Замечательно, — машинально откликнулась
она. — Я позвоню ему завтра.
— А почему не сегодня? — Андерсон давил на нее,
чувствуя, что правота на его стороне — ему не хотелось, чтобы она
отговаривалась необходимостью работать или все отрицала.
— Хорошо, чуть попозже, — сдалась Алекс и,
осененная внезапной и печальной мыслью, снова посмотрела ему в глаза.
Ей казалось, что на ее плечи лег груз в десять тысяч
фунтов. — А что, если в эти выходные я забеременела? Как будут сочетаться
беременность и злокачественная опухоль?
— Этот мост мы пересечем, если подойдем к нему
вплотную. О том, беременны ли вы, можно узнать примерно в то же время, когда
будут получены результаты биопсии.
— А если у меня рак и я беременна? — нервным и
резким голосом спросила она. Неужели, если она забеременела, ей придется
пожертвовать ребенком?
— Разумеется, ваша жизнь в данном случае важнее.
— О Господи. — Алекс закрыла лицо руками и чуть
позже снова подняла глаза. — Как вы считаете, в этом виноваты гормоны,
которые я пила?
Одна мысль об этом заставила ее покрыться ледяным потом.
Неужели, пытаясь забеременеть, она убивала себя?
— Честно говоря, я так не думаю. Позвоните Питеру
Герману. Встретьтесь с ним как можно скорее, поговорите и сделайте биопсию, и
без всяких отлагательств.
Это была вполне разумная последовательность действий.
Итак, сегодня вечером она вернется домой и расскажет Сэму о
том, что маммограмма показала опухоль. Алекс все еще не могла в это поверить.
Но это было так. На снимке уплотнение было отчетливо видно, да и взгляд Джона
Андерсона выражал сильное беспокойство. Казалось, его этот разговор измучил не
меньше, чем ее. Она провела в его обществе почти час.
— Мне так жаль, Алекс. Если я что-то могу для вас
сделать, не стесняйтесь мне звонить. Сообщите мне, какого врача вы выбрали, и я
с ним тоже свяжусь.
— Я начну с Питера Германа.
Доктор протянул ей маммографические снимки, чтобы она могла
показать их тому хирургу, которого она выберет. Само слово «хирург» звучало
зловеще. Выйдя на свежий октябрьский воздух, Алекс чувствовала себя так, как
будто ее сильно ударили по голове. Поверить в то, что она только что услышала,
было очень сложно.
Подняв руку, Алекс поймала такси, пытаясь не думать о
последствиях операции, о женщинах, которые больше не могли поднимать руку, или
о тех, которые умерли от рака. Внезапно в ее голове все смешалось, и на пути в
свой офис у нее даже не было сил плакать. Она просто сидела в машине и тупо
смотрела вперед, не в состоянии осознать то, что ей сказал врач.
Войдя в кабинет, она обнаружила, что все уже собрались и
ждут ее — Лиз и Брок, клерк и два помощника. Лиз заказала ей сандвич с
индейкой, но съесть его Алекс не смогла. Некоторое время она молча смотрела на
своих коллег. Брок заметил мертвенную бледность ее лица, но ничего не сказал. До
шести вечера они напряженно работали, и только после подведения итогов, после
того, как все посторонние ушли, Брок осмелился задать ей вопрос.
— У тебя все в порядке? — осторожно спросил он.
Ему показалось, что Алекс ужасно выглядит, а после возвращения от врача лицо ее
было белым как простыня, а руки дрожали всякий раз, когда она передавала ему
бумаги.
— Да, все в порядке. Почему ты спрашиваешь? —
Алекс пыталась казаться беспечной, но у нее это не получалось.
Брок был неглупым человеком, но и лезть ей в душу ему не
хотелось.
— Ты выглядишь усталой. По-моему, ты пытаешься зажечь
свечку сразу с двух концов, миссис Паркер. Что тебе сказал доктор?
— Да ничего особенного. Я только зря потратила время.
Он просто хотел сообщить мне результаты некоторых тестов, а врачи
не любят делать это по телефону. На самом деле это просто смешно. Он мог бы
отправить результаты по почте, сэкономив нам всем время.
Брок не поверил ни единому ее слову, но почувствовал, что
для нее важно успокоить его. Он надеялся на то, что ничего серьезного не
произошло. Если же что-то действительно случилось, то начинающийся через два
дня процесс ей совершенно ни к чему. Конечно, он все сделает для того, чтобы
помочь ей, но она все равно остается главным адвокатом процесса, и именно она
будет принимать на себя основные удары, участвовать в прениях и делать основную
подготовительную работу. Брок не осмеливался спросить свою начальницу о том, в
состоянии ли она вести процесс, потому что знал, что она воспримет этот вопрос
как оскорбление.
— Ты домой? — с надеждой спросил он. У него еще
оставалось множество дел, в основном по процессу, но на ее столе тоже лежала
куча папок, предвещавшая то, что она не собирается уходить.
— Теперь я должна заняться другими клиентами. —
Алекс собиралась связаться со всеми, кто звонил ей сегодня, пока она была
занята, но времени на то, чтобы позвонить Питеру Герману, у нее не было — или
она убедила себя в том, что не успевает набрать его номер. Она решила, что
позвонит ему завтра.
— Я могу чем-нибудь помочь? Ты должна пойти домой и
немного отдохнуть, — настаивал Брок, но Алекс была непреклонна и осталась
работать.
После этого Брок пошел в свою комнату, а Алекс набрала свой
домашний телефон, чтобы поговорить с Аннабел, которая очень расстроилась из-за
того, что мама не позвонила днем.
— Ты же обещала, — с упреком сказала она, и Алекс
почувствовала себя виноватой. Она совершенно забыла об этом из-за неожиданной
поездки к доктору.
— Прости, родная. Я собиралась, но потом мне пришлось
встретиться с массой людей, и я не смогла позвонить.
— Ничего, мамочка, — мужественно ответила ее дочь
и стала рассказывать ей о том, что они с Кармен сегодня делали. Слушая ее
радостный голос, Алекс ощутила что-то вроде ревности. Она с отвращением
подумала о том, что сейчас ей придется объяснять Аннабел, почему она
задерживается на работе. Сейчас находиться в разлуке с дочерью было особенно
мучительно.
— А ты придешь до того, как я лягу спать? — с
надеждой спросила Аннабел, и Алекс вздохнула, молясь, чтобы затемнение в ее
груди не оказалось раковой опухолью.
— Я приду поздно, но обязательно зайду к тебе сказать
«спокойной ночи», я тебе обещаю. А завтра утром я тебя разбужу. Это всего на
две недели, а потом мы снова будем видеться во время ленча и обеда.
