— Я хочу реальности, хочу симпатии. В последние две
недели, когда я говорила тебе о том, что это может произойти, ты даже не слушал
меня. Тебе не хотелось знать, как я себя чувствую, насколько я испугана тем,
что меня ждало. Ты просто говорил банальности и вешал мне на уши лапшу. Да ты
даже не соизволил появиться, когда врач рассказывал мне о моем диагнозе! Ты был
на работе, проворачивал свои сделки, а потом поехал домой и смотрел этот
идиотский ящик вместе с нашей дочерью, так что ты не имеешь морального права
рассказывать мне, что я должна чувствовать. Да ты даже представить себе не
можешь, что испытывает сейчас твоя жена!
— Ты права, — тихо сказал Сэм, пораженный ее
злобой.
Она была обижена на всех, на все и на него, потому что
изменить уже ничего было нельзя. — Я не знаю, что и сказать тебе, Ал. Я бы
очень хотел, чтобы все было по-другому, но ты же знаешь, что это невозможно. И
мне очень жаль, что я не приехал раньше.
— Мне тоже, — ответила она и снова начала плакать.
Ей было так одиноко, так страшно. Она чувствовала себя совершенно беззащитной и
беспомощной. — Что же будет? Как я смогу работать, быть твоей женой,
воспитывать Аннабел?
— Тебе просто нужно делать то, что ты можешь делать, а
все остальное пусть идет как идет. Хочешь, я позвоню тебе на работу?
— Нет. — Она жалобно взглянула на него. — Я
сама позвоню в ближайшие несколько дней. Доктор Герман говорит, что во время
химиотерапии я, возможно, смогу работать — все будет зависеть от того, как я
буду себя чувствовать. Некоторые люди работают, но вряд ли среди них есть
адвокаты. Может быть, я буду брать работу на дом.
Алекс просто представить себе не могла, как справится со
всем этим. Шесть месяцев химии казались ей вечностью.
— Пока еще рано думать об этом. Ты только что перенесла
операцию. Попытайся не брать все это в голову.
— И что же мне делать? Записаться в группу поддержки?
Врач говорил ей об этом, но она решительно отмела саму идею.
Ей не хотелось общаться с другими несчастными.
— Попробуй расслабиться, — сказал Сэм, и Алекс
ощетинилась, но тут в дверях внезапно показалась медсестра со шприцем в руках.
Это была инъекция снотворного и болеутоляющего, распоряжение насчет которой
было получено от Питера Германа, и Сэм сказал, что Алекс обязательно должна
принять лекарства.
— Зачем? — вскинулась она. — Чтобы я
перестала на тебя орать?
Она смотрела на него, как ребенок, и Сэм нагнулся и
поцеловал ее в лоб.
— Да. Сейчас ты на некоторое время замолчишь и уснешь,
а то ты себя совсем с ума сведешь.
Сегодня утром с ней случилось все то, чего она так боялась.
И теперь ей предстояло научиться жить со своим диагнозом.
Перед ней лежала нелегкая дорога, и Алекс это понимала.
В отличие от Сэма, который все еще пытался отрицать весь
ужас происходящего, она прекрасно видела все, что ее ждет.
«Я люблю тебя, Алекс», — сказал он после того, как ей
сделали укол, но Алекс не ответила. Она еще не впала в дрему, но была слишком
измучена, чтобы сказать, что тоже его любит. А через несколько минут она начала
засыпать. Не сказав ему больше ни слова, она просто провалилась в сон, держа
плачущего Сэма за руку. В своих бинтах, с волосами цвета пламени и навсегда
изуродованным телом она выглядела такой усталой, такой грустной и заброшенной.
Сэм на цыпочках вышел из комнаты и сказал медсестре, что
уходит. В лифте он задумался над тем, что ему сказала Алекс. Теперь он может
выйти из больницы и отправиться домой. Это произошло с ней, а не с ним. По пути
домой он понял, что с этим не поспоришь. У него ничего не отрезали, он был вне
опасности. Ему нечего было бояться, кроме ее возможной смерти, о чем он даже
думать не мог — настолько это было ужасно. Посмотрев в зеркало в одной из
витрин, он увидел того же человека, что и утром во время бритья. Ничего не
изменилось — за исключением того, что сегодня он утратил часть себя, ту часть,
которая была связана с Алекс. Она уходила от него — постепенно, шаг за шагом,
так, как в свое время ушли его родители, и Сэм не хотел, чтобы она и его
утянула за собой. Она не имела права этого делать, не имела права ожидать, что
и он умрет вместе с ней. Размышляя обо всем этом, Сэм шел домой так быстро, как
только мог, как будто за ним гнались грабители или демоны.
Глава 7
Проснувшись на следующее утро, Алекс обнаружила рядом с
кроватью женщину, которая явно ожидала ее пробуждения. Медсестра суетилась
около капельницы. Как и предупреждал доктор Герман, Алекс чувствовала лишь
незначительную боль, но та душевная тоска, которая навалилась ей на сердце, как
только она вспомнила все, что произошло вчера, была неизмеримо тяжелее.
Женщина в цветастом платье и с седыми волосами улыбнулась
ей. Алекс воззрилась на нее с удивлением — она видела эту даму впервые в жизни.
— Здравствуйте, я Элис Эйрес. Я хотела узнать, как вы
себя чувствуете.
У Элис были добрая улыбка и живые голубые глаза. Она вполне
годилась Алекс в матери. Алекс попыталась сесть, но не смогла; тогда сиделка переложила
подушки так, чтобы две женщины могли нормально разговаривать.
— Вы медсестра?
— Нет, просто подруга. Я доброволец. Я знаю, что вам
только что пришлось пережить, миссис Паркер. Или можно звать вас Александрой?
— Просто Алекс. — Она смотрела на свою
собеседницу, не в состоянии понять, какого черта она здесь делает. Привезли
завтрак, но Алекс отказалась от него, хотя после операции ей полагалась щадящая
диета. Ей хотелось только кофе.
— На вашем месте я бы поела, — сказала миссис
Эйрес. — Вам необходимы силы и хорошее питание. Хотите овсянку?
Она была похожа на добрую фею из «Золушки».
— Я терпеть не могу горячую кашу, — враждебным
тоном ответила Алекс, разглядывая пожилую, женщину. — Кто вы и что вы
здесь делаете?
Все это напоминало какой-то сюрреалистический фильм.
— Я нахожусь здесь потому, что в свое время перенесла
аналогичную операцию. Я знаю, что это такое и что вы сейчас должны
испытывать, — знаю лучше, чем другие люди, даже ваш муж. Я знаю, как вы
сейчас озлоблены и испуганы, какой ужас охватывает ваше сердце и как страшно
вам взглянуть на свое изменившееся тело. Я сделала себе пластическую
операцию, — продолжала она, протягивая Алекс чашку кофе. — Если
хотите, я вам покажу. Это выглядит очень естественно и даже красиво. Я думаю, что
никто не догадывается о том, что у меня была удалена грудь. Хотите посмотреть?
Алекс подумала, что все это выглядит отвратительно.
— Нет, спасибо.
Доктор Герман уже объяснил ей, что она может поставить себе
имплантант с вытатуированным соском. Все это казалось ей ужасным и ненужным.
Она уже искалечена — так почему бы не оставить все так, как есть?
