— Я уже заметила. Ты успешно пользуешься большинством
из них, — огрызнулась она. Сэм очень тщательно избегал ее. Днем он вдруг
сказал ей, что должен пойти на работу, поразив Алекс до глубины души. В
выходные дни он редко ходил на работу. Но теперь она знала, почему он это
делает. Он просто не мог находиться рядом с ней.
Алекс и Аннабел провели вечер дома за приготовлением
печенья. По телевизору показывали «Питера Пэна» и «Русалочку». Сэм ушел в три
часа, когда обстановка в доме настолько накалилась, что Алекс даже была рада
его исчезновению.
Ей трудно было выдержать это напряжение. Между ними словно
был пропущен заряд электричества.
— Почему папа так на тебя сердится? — спросила
Аннабел, когда они резали тесто. Алекс остолбенела.
— С чего ты взяла, что он на меня сердится? —
откликнулась она, пораженная интуицией своей дочери.
— Он с тобой разговаривает, только если ему что-то
очень нужно.
— Может быть, он просто устал, — объяснила Алекс,
возясь с тестом. Аннабел отрывала большие куски и съедала их.
— Он скучал, пока тебя не было. И я тоже, — серьезно
сказала она. — Может быть, он сердится из-за того, что ты уезжала.
— Может быть, — согласилась Алекс, не желая
впутывать дочь в их отношения. — Я уверена, что, когда он сегодня придет,
все будет в порядке.
Алекс поцеловала дочку в веснушчатый нос и протянула ей еще
кусочек теста.
Сидя в своем кабинете, Сэм предавался унынию. Работы в офисе
у него было мало. Его деятельность предполагала постоянные контакты с
клиентами, общение и сделки. Ему никогда не приходилось иметь дело с той
лавиной бумажной работы, с которой постоянно сталкивалась Алекс. Он пришел в
офис только для того, чтобы сбежать из дома, и теперь чувствовал себя полнейшим
идиотом. Сэм избегал своей жены и понимал это.
Он боялся видеть ее тело, боялся чувствовать, что ей больно,
боялся, что не сможет обращаться с ней так, как нужно. Гораздо легче было
злиться и раздражаться на нее и стараться общаться с ней как можно меньше.
— Что вы здесь делаете?
Сэм вскочил на ноги, услышав чей-то голос. Он был уверен,
что он совершенно один. Сигнализация была в порядке, и охранник ничего не
сказал ему о том, что здесь кто-то есть.
Наверное, она пришла только сейчас. Это была Дафна. На ней
были обтягивающий жакет из черного джерси и черные леггинсы, делавшие ее ноги
поистине бесконечными. Волосы она заплела в длинную косу, а на ноги надела
ботинки из настоящей английской замши.
— Я думал, что вы в Вермонте, — удивленно сказал
Сэм.
— Я должна была поехать. Но Саймон простудился, а его
друзья не захотели ехать без него, так что мы остались. И я решила кое-что
здесь доделать. Я надеюсь, вы не будете против, Сэм? Я не хотела вам мешать.
Когда я вас увидела, мне показалось, что вы где-то далеко — в миллионах миль
отсюда.
Эти слова она произнесла с нежным сочувствием, которое не
вязалось с ее юной и дерзкой сексуальностью.
— Как ваши дела? — спросила она.
— Не слишком хорошо, а то бы я здесь не сидел, —
честно ответил он, вытягивая ноги под столом и играя с карандашом. Удивительно,
что с ней он мог говорить обо всем на свете, а с Алекс — ни о чем. — Я
даже не знаю, почему я сюда пришел. — Он посмотрел на нее несчастным
взглядом, но потом улыбнулся. — Может быть, шестое чувство мне подсказало,
что здесь будете вы.
— Это нехорошо, — поддразнила она, — но я
принимаю ваше объяснение. Сделать вам кофе?
— Конечно, большое спасибо. — Сэм проводил ее на
кухню, ощущая слабый запах ее духов — теплых, мускусных и чувственных. —
Простите меня, — внезапно сказал он, когда Дафна повернулась к
нему. — На этой неделе я вел себя, как лунатик. Я не знаю, что со мной
происходит, и не могу контролировать свое состояние. Я не вправе переносить
весь этот ад на вас.
— Если обед в «Ле Кирк» и дискотека — это ад, то будьте
так добры, Сэм, продолжайте в том же духе.
Эти слова были сказаны с соблазнительной улыбкой, но в ней
была не только сексуальность, но и что-то очень теплое и нежное. Озорство и
игривость сочетались в этой удивительной девушке с заботливостью, и Сэму это
очень нравилось. Дафна во многом напоминала Алекс. И вдруг она заставила его
потерять дар речи своим следующим вопросом.
Он был задан очень мягким голосом, но Сэм был совершенно не
готов ответить на него.
— Ваша жена умирает, Сэм?
Некоторое время он не знал, что ответить.
— Она может умереть. Я не знаю. Я думаю, что она очень
больна, хотя я и не совсем понимаю, чем.
— У нее рак?
Сэм кивнул.
— На этой неделе ей удалили грудь и скоро начнут делать
химиотерапию.
— Как тяжело, должно быть, вам и вашей дочке. —
Дафна явно сочувствовала только ему и Аннабел, но не Алекс.
— Да, пожалуй… По крайней мере нам будет весьма нелегко…
Химиотерапия — это кошмар. Я не уверен в том, что это нужно делать.
— Мы все так говорим, пока не столкнемся с этим сами.
Человеку свойственно бороться за свою жизнь до последнего,
как раненому волку, и пробовать все возможности. Мой отец умер год назад,
перебрав все средства — вплоть до неких чудо-пилюль из Ямайки, которые
оказались не чем иным, как дурацким снадобьем какого-то местного знахаря.
Нельзя упрекать вашу жену за ее попытки спасти свою жизнь. Но для вас это ад,
бедный вы мой.
Они стояли в маленькой комнатке без окон. Сэм вдыхал аромат
почти готового кофе и слушал голос Дафны, переходивший в шепот.
— Вы не должны меня жалеть, — прошептал он в
ответ, не понимая, почему они так тихо говорят. Они были совершенно одни, и
Сэму хотелось только одного — привлечь ее к себе и говорить еще тише. — У
меня все в порядке…
— В противном случае вы бы… — начала Дафна и вдруг
сделала то, к чему Сэм был совершенно не готов.
Она обняла его, пробежалась пальцами по его шее, от чего Сэм
буквально задрожал, и поцеловала его. Сила, с которой его тело отвечало на
прикосновения Дафны, пугала его. Контролировать себя он был не в состоянии. Ему
хотелось сдернуть с нее эти обтягивающие леггинсы и уложить ее прямо на пол, но
он не осмеливался сделать этого.
Сэм только целовал ее, жадно поглаживая руками это молодое и
соблазнительное тело, состоявшее, казалось, из одних мышц, с упругим животом и
великолепным изящным задом. Дафна была сложена как балерина, а ее грудь
идеально ложилась в его ладони. Их губы и языки были неутомимы. Дафна не
выдержала первой. Это она вызвала лавину, которую сама же теперь не могла
остановить, и ощущения, которые они испытывали, были почти невыносимы.
Задыхаясь, Дафна произнесла:
— О Господи, Сэм… Я не могу… Господи… как я тебя хочу…
