И действительно, это была Дафна, только что прилетевшая в
Лондон и уже успевшая соскучиться. Обрадовавшись возможности поговорить с ней,
Сэм вдруг понял, что находиться рядом с Алекс было очень тяжело. Казалось, она
решила отказаться от жизни, и все ее окружавшее опадало и умирало — ее
настроение, ее волосы, ее семья. Сэм понимал, что должен поддерживать свою
жену, но просто не мог этого сделать.
— Я очень сильно по тебе скучаю, милый, — щебетала
Дафна. — Мне без тебя очень плохо. Поспеши. Господи, здесь так холодно!
Она уже успела забыть, что такое лондонская зима, и
выяснилось, что отопление в ее квартире вышло из строя. У нее был только камин
и не было Сэма, чтобы согреть ее.
— Перестань, — сказал он, чувствуя острую боль от
расставания с ней, — или я улечу на следующем же «конкорде».
— Я бы очень этого хотела.
Но они оба знали, что не могут позволить себе встретиться,
пока каждый из них не выполнит свой родительский долг.
— Я этого не вынесу, — повторила Дафна. Наконец
они положили трубки, и Сэм почувствовал, что хочет ее всем своим телом. Лежа в
постели, он думал об этой восхитительной женщине, которая так круто изменила
его жизнь после Дня благодарения. Ничего подобного у него никогда не было. Даже
Алекс в лучшие дни не отличалась такой страстностью.
Наутро Аннабел проснулась в шесть утра, и для нее это был
длинный и счастливый день. Сэм и Алекс тоже получили удовольствие от Рождества.
Аннабел понравились все ее подарки, а Сэм был тронут щедростью подарка Алекс и
тепло ее поблагодарил. Ей тоже понравились часы, хотя она и прекрасно поняла,
что он хотел этим сказать — время для маленьких интимных подарков прошло. На
мгновение Алекс стало больно, но в целом они очень хорошо провели время.
Алекс удалось не только приготовить ростбиф с гарниром, но и
скрыть от всех, как ей плохо. По крайней мере такого кошмара, как в День
благодарения, не было. После обеда она прилегла и, ради шутки, поскольку они
были дома, надела свой короткий парик, так что они с Аннабел стали похожи на
близнецов. Даже Сэм сказал, что ему нравится.
Алекс была одета в красный свитер и черные замшевые брюки и
выглядела на редкость привлекательной. Ее лицо было немного одутловатым, она
прибавила в весе, но все эти изменения были не слишком заметны. Потолстеть в
таком состоянии, учитывая, как сильно ее каждый день рвало, было особенно
странно, но именно это и предсказывала доктор Уэббер.
Днем они все пошли прогуляться, и Сэм повел их к Центру
Рокфеллера, чтобы они могли посмотреть на катающихся на коньках. Но это только
напомнило ему о Дафне.
Алекс очень устала, и им пришлось взять такси до дома. Она с
трудом передвигала ноги, так что Сэм вынужден был тащить ее до постели чуть ли
не на руках. Суставы у нее болели, и без посторонней помощи она не могла
сделать лишнего шага.
— Маме плохо? — обеспокоенно спросила Аннабел, и
Сэм кивнул, разрываясь между жалостью к своей жене и злостью на нее за то, что
она пугала дочь своей болезнью.
— Хорошо, — все же твердо ответил он.
— А когда мы поедем во Флориду, она без нас будет
болеть?
— Все будет прекрасно. О ней позаботится Кармен.
Аннабел успокоилась, а через некоторое время Алекс встала,
чтобы собрать дочку в дорогу. Складывать в сумку все ее маленькие вещички было
приятно, но внезапно Алекс пронзила ужасная мысль. А что, если однажды она уже
не сможет заботиться об Аннабел и придется отдать ее Сэму? Что, если она
потеряет и ее? Одна мысль об этом вызвала у нее новый прилив тошноты. Ее
трясло; она поняла, что не допустит, чтобы произошло нечто подобное, чтобы ее
дочурка досталась Сэму и той женщине. Страх заставил ее высидеть вместе с ними
за обеденным столом, хотя после всех хлопот этого долгого дня у нее совершенно
не было сил. Но тем не менее она легла спать только после того, как уложила
Аннабел, и проснулась от будильника на следующее утро.
Одев Аннабел, она пожелала ей весело провести время и
звонить, если ей этого захочется. Потом она прижала девочку к себе и обняла
так, как будто боялась, что больше никогда ее не увидит. Почувствовав мамин
страх, Аннабел заплакала, и они еще долго стояли обнявшись. Девочка знала, что
мама ее очень любит, и инстинктивно чувствовала, как ей одиноко.
— Я тебя люблю, — крикнула ей Алекс, когда они с
Сэмом уже вошли в лифт. Сэм смотрел на нее со знакомым раздражением, а Аннабел
тихо плакала.
— Мама поправится, — еще раз заверил он Аннабел,
когда они с сумками ловили такси на улице. Он злился на свою жену.
Совершенно не нужно было так прилипать к девочке и пугать
ее. Знакомое ему чувство обиды, посещавшее его в октябре этого года и раньше,
когда умирала его мать, снова возникло в его душе. Уехать от нее было настоящим
облегчением. Как бы она ни старалась не докучать им своей болезнью, находиться
рядом с ней было тяжело.
Наконец таксист повез их в «Ла Гуардию», а Алекс смотрела на
отъезжающую машину из окна спальни и думала о том, как она будет скучать по ним
обоим. За последние два дня она общалась со своим мужем больше, чем за весь
уходящий месяц. В каком-то смысле это было приятно, в каком-то — очень
болезненно. Она как бы заставляла себя смотреть на что-то, ей уже не
принадлежавшее. Даже после того как он причинил ей такую боль и так ее подвел,
она постоянно напоминала себе о том, что ей надо перестать его любить.
Заботиться о нем она была не в состоянии, а после того как увидела Сэма с этой
англичанкой, она поняла, что рассчитывать ей совершенно не на что. Проводив
его, она почувствовала облегчение.
Через некоторое время она помыла оставшиеся после завтрака
тарелки и прибрала кровать Аннабел. Кармен не было.
Поскольку Аннабел уехала, Алекс сказала ей, что не нуждается
в ее помощи, и дала ей целый день. Бесцельно прослонявшись несколько минут по
комнате, она отправилась в ванную, чтобы принять душ. Она пыталась заставить
себя одеться и пойти прогуляться, чтобы не чувствовать себя такой одинокой,
однако это сразу же напомнило ей о том, как три дня назад она встретила Сэма в
обществе его подружки. И внезапно она поняла, что ей совсем не хочется выходить
на улицу. Лечь в постель и спать, спать целый день. Больше делать было нечего,
поскольку на работу идти было бессмысленно. Но какой-то спартанский дух все же
подстегивал ее к тому, чтобы помыться и переодеться. Сняв в ванной парик, она
случайно взглянула на себя в зеркало. Последние остатки волос выпали, и она
стала совершенно лысой, без единого волоска.
Потом она сняла халат и ночную рубашку и вдруг поняла, что
именно так она выглядит в глазах Сэма. Лысая и с пересекающим грудь рубцом. То,
что когда-то было ее грудью, теперь представляло собой кусок белой кожи с
розовым шрамом и полным отсутствием соска. Это не было похоже даже на мужскую
грудь. Она превратилась в ничто, в манекен без волос и груди, подобный тем,
которые сваливали в кучу в кладовках универмагов в те дни, когда там меняли
витрины.
