Аннабел несколько раз разговаривала по телефону с папой. Он
в это время был в Антибах и прислал ей оттуда несколько открыток. Но Алекс с
ним не говорила — когда она была на Лонг-Айленде, он не звонил. В любом случае
она не хотела обсуждать будущий развод по телефону. Она больше ни в чем не
сомневалась — Броку удалось ее убедить. В той ситуации, в которую она попала,
он сделал больше, чем мог сделать любой мужчина. И ей не хотелось задавать ему
никаких вопросов, поскольку она знала, чего он хочет. Алекс знала, что любит
его, и считала, что ей очень повезло.
Как-то раз в середине июля, когда они лежали на пляже, Алекс
заметила, что Брок смотрит на ее купальник. Он нагнулся к ней и поцеловал ее.
— Ты очень красивая, — ласково сказал он, и она
ответила улыбкой. Поблизости играла Аннабел, но возможность «подремать» после
ленча устраивала обоих.
— Ты ослеп, — ответила она, щуря глаза от солнца.
Брок осторожно коснулся рукой ее груди, и Алекс почувствовала, как все ее тело
напряглось.
— Я считаю, что нам нужно поскорее найти пластического
хирурга.
— Зачем? — Алекс делала вид, что ей этот предмет
безразличен, но вообще-то ей не нравились разговоры на эту тему. Несмотря на
мягкость Брока, она все еще очень болезненно воспринимала свой внешний вид.
Чаще всего она носила протез.
— Мне кажется, тебе нужно это сделать.
— Хочешь, чтобы я изменила форму носа или подтянула
лицо?
— Не дури. Ты же не можешь до конца своих дней
прятаться. По мне, так ты должна вообще все время голой ходить.
Брок очень тщательно подбирал слова, но его желание сделать
так, чтобы она перестала переживать по поводу удаления груди, было совершенно
очевидным.
— Ты хочешь, чтобы я была как любовница Сэма? Мне это
не слишком симпатично.
Мысль о Дафне все еще раздражала ее.
— Я не это имею в виду. По крайней мере поговори с
врачом, посмотри, что для этого требуется. Ты можешь сделать это летом, и тогда
у тебя снова будут две груди.
— Говорят, что это очень болезненная операция.
— Откуда ты знаешь?
— Я спрашивала двух женщин из группы поддержки, и
доктор Уэббер говорила мне об этом.
— Не будь такой трусихой. — Конечно, они оба
прекрасно знали, что трусихой она не была. Но Брок хотел, чтобы она снова
почувствовала уверенность в себе, чтобы обрела внутреннюю — не только внешнюю —
цельность. Он просто умолял ее сходить к хирургу и даже дал ей координаты известного
врача, который занимался этим. Брок всегда отличался готовностью помочь и
навести справки.
— Я записал тебя, — решительно сказал он Алекс,
когда они как-то раз работали у нее в кабинете. Алекс воззрилась на него в
изумлении. Ей не хотелось никуда идти, и она готова была спорить до хрипоты.
— Тебе не кажется, что ты на меня давишь? Я никуда не
пойду.
— Нет, пойдешь, я тебя потащу силой. Просто поговори с
ним. Он же тебя не съест.
Когда настал назначенный день, Алекс все еще сопротивлялась,
но в конце концов она отправилась туда с Броком и была приятно удивлена тем,
как отличался этот врач от ее первого хирурга. Если доктор Герман был холодным
и методичным, оперировавшим лишь трудно перевариваемыми фактами и сообщениями о
грозившей ей опасности человеком, то «ставленник» Брока занимался улучшением
существующего положения вещей. Его целью было помочь людям снова обрести себя.
Толстый, маленького роста, он был очень мягок в обращении и обладал хорошим
чувством юмора. Он начал с того, что рассмешил Алекс, а через несколько минут
незаметно перевел разговор на саму процедуру. Обследовав грудь своей новой
пациентки (вернее, то, что от нее осталось), он сказал, что может ей помочь.
Можно было либо поставить имплантант, либо нарастить ткань, для чего
потребуется два месяца еженедельных инъекций солевого раствора. Алекс больше
устраивал имплантат, поскольку эта процедура была одномоментной. Но в любом
случае она еще не решилась окончательно. Врач объяснил ей, что операция,
разумеется, будет весьма дорогостоящей и болезненной, но последнее
обстоятельство было в значительной степени поправимым. Что касается ее
возраста, тот тут никаких проблем возникнуть не могло.
— Вы не должны до конца своих дней ходить с
изуродованной грудью, миссис Паркер. Мы сделаем вам потрясающую выпуклость.
Он считал, что нужно сделать татуировку соска. Но несмотря
на все его ободряющие слова, Алекс по-прежнему считала, что все это звучит
ужасно.
Этой ночью, лежа в объятиях Брока, утомленная Алекс спросила
Брока, как он отнесется к тому, что она может и не пойти на эту операцию.
— Конечно, для меня это не имеет большого
значения, — честно ответил он. — Но мне все же кажется, что ты должна
это сделать. Я люблю тебя такой, какая ты есть, даже если бы у тебя вообще не
было груди — не дай Бог, конечно.
Это точно, подумала Алекс. Одного раза будет достаточно на
всю жизнь.
Не возвращаясь больше к этому вопросу, Алекс размышляла об
этом в течение двух недель и к концу июля весьма удивила его своим решением.
— Я сделаю это, — заявила она, присаживаясь за стол
их летнего домика после того, как вся посуда была помыта.
Брок оторвался от воскресной газеты.
— Что «это»? — спросил он удивленно. Он не понял,
что она имеет в виду. — Разве мы сегодня что-то делаем?
— Не сегодня. Я позвоню ему в понедельник.
— Кому? — недоумевал Брок с таким видом, как будто
он пропустил важную часть разговора.
— Гринспану.
— Кто это? — Брок ничего не понимал — после обеда
его тянуло ко сну. Может быть, речь идет о новом клиенте?
— Это врач, к которому ты меня возил. Хирург по
пластическим операциям.
У Алекс был очень решительный вид, и было заметно, что она
немного нервничает.
— Правда? — счастливым голосом спросил Брок,
немедленно засияв как медный таз. — Какая ты умница!
Он наградил ее поцелуем, а в понедельник, верная своему
слову, Алекс позвонила врачу и сказала, что выбрала имплантацию. Конечно, ее
приводила в ужас перспектива операции, да еще и болезненной, но поскольку она
решилась на это, отступать было нельзя. Он назначил операцию на конец недели и
сказал ей, что она проведет в больнице дня четыре, но потом сразу же сможет
вернуться к работе. Это будет немного больнее, чем во время ее прежней
операции, но ничего похожего на последствия химиотерапии ей не предстоит.
На этой неделе она договорилась о том, что не выйдет в четверг,
а Кармен согласилась остаться с Аннабел в Истхэмптоне. Дочери Алекс сказала,
что уедет по делам. Ей не хотелось, чтобы девочка волновалась из-за того, что
мама снова ложится в больницу. Она сообщила о предстоящем только Кармен,
которая сперва немного испугалась, но потом, узнав причину, успокоилась, так же
как и Лиз. Все были просто в восторге по поводу этого — кроме самой Алекс,
которая с трудом скрывала свой страх и снова думала о том, что окажется на
пороге смерти.
