Его мускулы бугрились под натянутой футболкой горчичного цвета. Кадык подрагивал, и скулы были сведены. Он весь источал ярость. Почти животную, ненормальную злость. Филипп же, напротив, излучал буддистское спокойствие. Взрослый самец против юнца. Я испугалась за Илью и потащила его к выходу.
— Пожалуйста, пойдем. Ради меня.
Он, не сразу опомнившись, медленно кивнул. Ларионова отпустило только в машине, когда мы ехали, наплевав на светофоры и правила дорожного движения. Клянусь, он собирался меня угробить.
— Ты в порядке? — спросил отрешенно.
— Вполне. Спасибо тебе.
Я накрыла его ладонь, что судорожно стискивала руль, своей ладошкой. Илья на секунду прикрыл веки. Ресницы его вздрогнули.
— Признаться, неординарный повод для встречи. Могла бы позвонить просто так. Как твоя идея фикс?
Он бросил быстрый взгляд на мой абсолютно плоский живот.
— Девятая неделя, сейчас эмбрион скорее напоминает виноградину с конечностями, чем человека, — отрапортовала я. — Пью витамины и стараюсь не нервничать. Как видишь, безуспешно.
— Девятая неделя, — повторил он медленно, будто осознавая. — Ничего себе. В тебе уже восемь с лишним недель кто-то живет, а ты не выглядишь напуганной или удивленной.
Я рассмеялась. Знал бы он, насколько мне страшно от неизвестности. Что делать дальше, как жить, как воспитывать ребенка, чему его учить? Ночами бесконечные вопросы мешали мне спать, и по утрам я еле поднимала себя на работу.
Вдруг мне не суждено стать хорошей матерью? Вдруг я оплошаю по всем пунктам, и мой ребенок возненавидит меня раньше, чем научится ходить?
— Зайдешь ко мне? — поинтересовалась с волнением в голосе. — Просто пообщаемся, расскажешь, как твои дела.
Илья, помедлив, кивнул. Кажется, его что-то напрягало. Это читалось в заостренных чертах лица, во взгляде, устремленном исключительно на дорогу. Мне хотелось спросить его — у тебя всё нормально? — но почему-то язык прилип к нёбу.
Уже открывая дверь в квартиру, я вспомнила о бардаке, который подстерегал внутри. Немытые полы, груда вещей на стуле, смятая кровать. В коридоре вопил дурниной Пашка, но, завидев Илью, тот заткнулся.
Ларионов осмотрелся — я всегда старалась прибраться к его приходу, а потому домашний хаос был для него в новинку — и плюхнулся на кровать. Я топталась на месте.
Сейчас бы сесть рядом, вплести пальцы в его жесткие волосы, вспомнить на вкус губы. Почувствовать тяжесть его тела, забыться в поцелуях…
— Так агентство принадлежит тебе? — выбил меня из мечтаний сухой вопрос.
— Извини, что не сказала.
Ларионов невесело ухмыльнулся.
— Не понимаю, что мешало признаться раньше. Или ты думала, что я попрошу ещё больше денег, чем запросил за твое оплодотворение?
Он произнес это с таким отвращением, что у меня внутри похолодело.
— Дело не в деньгах.
— А в чем? — Он поднялся и подошел к окну, в которое уставился с особым интересом.
Мне казалось, что Илье попросту неприятно смотреть в мою сторону. Именно поэтому он изучал панельные многоэтажки.
— Илья… не злись.
— Ты, помнится, осуждала Вику, а сама-то чем лучше? Даже хуже, потому что Лаптева хотя бы призналась самой себе, что не разлюбила своего мудака. Но нет, Илона Арефьева не такая. Ледяная королева не способна кого-либо любить. Она просто спит с мужиками и манипулирует ими в своё удовольствие. Если тебе противен бывший муженек, то на какой ляд ты поперлась к нему?
— Не знаю. — Я зажмурилась, только бы не расплакаться.
— Зато знаю я. Тебе лечиться надо, честное слово. У тебя дурной характер и столько психических проблем, что неудивительно, почему этот Филипп сбежал от тебя два года назад. Тебе сказать, почему ты поехала к нему сегодня? Потому что до сих пор не смогла его забыть. Ты пыталась, верю в это. Но я никогда не вызывал в тебе такого восторга. Правильно? Объясни мне только, почему ты убежала, когда твой ненаглядный Филипп был так близко?..
Его слова жгли горечью. Он выплевывал их без сожаления. Думал, что имеет право осуждать меня, оценивать мои поступки. Знал бы Ларионов, что к Филиппу я пришла, надеясь позабыть его. Знал бы, что не смогла даже представить, как займусь любовью с кем-то, кроме него. Но он думал, что я во всем ищу особый умысел и голый расчет.
Он не понимал, как моё сердце истекало кровью каждый день нашей разлуки. Я бережно хранила розы, подаренные Ильей, и выбросила их только тогда, когда они окончательно засохли. Сегодня ночью я хотела попросить его остаться. Хотела попросить о втором шансе.
Но чем больше Ларионов говорил, тем сильнее я замыкалась в себе. Наружу прорывались все те страхи, которые были запрятаны глубоко внутри. Одиночество, собственная ущербность, недоверие к мужчинам.
— Зачем ты всё это затеяла? — злился Илья, повернувшись-таки ко мне. — Зачем позвонила мне?! Ты считаешь меня своим верным псом? Хочешь — приструнила. Хочешь — отослала прочь? Или это был показательный номер для Филиппа? Смотри, мол, какая я своенравная: взяла и уехала с мальчишкой, который для меня готов бросить все дела и сорваться с места! Илона, пожалуйста, исчезни из моей жизни. — Он опустил лицо в ладони.
— Послушай… — попыталась оправдаться я, но Илья перебил практически с отчаянием.
— Я не хочу, чтобы у нас было что-то общее. Я не претендую на твоего ребенка. Мне плевать, с кем ты будешь спать во время беременности. Только не вмешивай меня в свои любовные игрища. Просто исчезни из моей жизни, договорились?
Вот как он решил? Ему плевать? Он ни на что не претендует? Спасибо за честность, Ляля. Ты помог мне определиться.
О да, меня стало раздражать всё гораздо сильнее. Считайте, что беременность сделала меня абсолютно невыносимой каргой. Потому что мне захотелось проучить Илью так сильно, что всё заволокло кровавой пеленой злобы.
Я не могла больше слушать его речи, потому просто подошла к нему на цыпочках и накрыла его рот своими губами.
— Можешь не верить мне, но я очень соскучилась, — сказала единственное, что было правдой.
Илья опешил. С секунду он сомневался, но затем прижал меня к себе, нерешительно провел руками по позвоночнику, будто бы пытаясь вспомнить мои очертания. Он целовал меня жарко и ненасытно, и я откликалась на его ласку. Попытался расстегнуть молнию на моем платье, но я покачала головой. Схватила Ларионова за ворот футболки и потащила обратно к кровати, повалила и оседлала, наслаждаясь своим превосходством.
Мужчина снизу — что может быть великолепнее?..
Я стащила с него футболку и залюбовалась рельефным телом. Мощная грудь была покрыта жесткими волосками. Под кожей играли жгуты мышц. Какой же он потрясающе красивый. Какой-то абсолютно заоблачный, будто бы мужчина из дешевой бабской фантазии.
