Нежным, но сильным движением я оказалась развернута на сто восемьдесят градусов и прижата к стене спиной. Илья опасно надвинулся на меня, склонился к губам.
— Клянусь, Арефьева, как только мы приземлимся, я отвезу тебя к себе домой и сорву все эти глупые тряпки. Я невероятно соскучился.
Он потерся щетиной о мою щеку как верный пес. И это разожгло во мне дьявольское пламя.
Его губы нашли мои, тронули нерешительно, будто Ларионов ждал отказа. Но поцелуй затягивался, и я задыхалась от желания и нехватки кислорода. Мне становилось тесно от близости с этим мужчиной. Им было невозможно надышаться вдоволь.
Мои руки пробрались под его рубашку, нащупали кубики пресса, опустились к ремню, тронули набухшую плоть через ткань джинсов. Илья зажмурился, но отвел мои ладони в стороны.
— Позже…
Мы вышли из туалета раскрасневшиеся и встрепанные, потому что минут пять лапали друг друга как школьники, которые только-только познали сладость запретного плода. Наверняка, кто-то из пассажиров самолета осудил нас.
Что ж.
Мне было глубоко плевать.
* * *
Разумеется, после перелета к Илье мы не поехали. Я сильно вымоталась, а потому мечтала только об удобном матрасе и многочасовом отдыхе. Но перед тем, как провалилась в сон, прочла сообщение от Ларионова:
Я приеду завтра в восемь вечера. Готовься…
Поскорее бы!
Весь следующий день я провела как на иголках, не представляя, чем себя занять. В агентство не пошла. Светочка по телефону отрапортовала, что всё в порядке, и ничего не случится, если хозяйка потеряется ещё на одни сутки.
Ну и хорошо.
Ближе к вечеру было решено начать приводить себя в порядок. В ванной комнате разместились многочисленные баночки и скляночки, крема, масла. Я стянула джинсовый комбинезон, в котором скорее напоминала Карлсона, чем нормального человека. Сняла белье. Скептическим взглядом осмотрелась сверху донизу. Н-да, Арефьева, сейчас тебе предстоит невозможное: побриться. Никогда бы не подумала, что живот вызовет столько проблем с гигиеной.
Вооружившись бритвой, я попыталась изогнуться, но потерпела полный крах. Сходить, что ли, в салон и сделать там сахарную депиляцию? Угу. Лежит на кушетке глубоко беременная баба и истошно вопит — да меня никакой здравомыслящий мастер не возьмет.
От лазерной эпиляции я отказалась сама. Черт его знает, как этот лазер повлияет на нас с малышкой. Считайте меня глубоко чокнутой, но лучше перестраховаться.
Ладно, поздно себя жалеть. Отрастила медвежьи лапки, теперь борись с ними. Как же всё-таки хорошо, что дома у мамы я спала в пижаме с длинными штанами! А то бы Ларионов меня на пушечный выстрел не подпустил вместе с моими лапищами.
С горем пополам я побрила левую ногу и присела на край ванны, чтобы передохнуть. По ощущениям: в спортзале тягала штангу. Правая, заросшая, нога смотрела бы на меня с немым укором, если бы, конечно, умела смотреть.
Ещё полчаса плясок, и вторая нога закончена. Дальнейшие сборы прошли быстрее и задорнее. К семи вечера я напоминала почти нормального человека. Зато мой дом превратился в поле битвы: повсюду раскиданы вещи, одежда кучей валяется на столе. Я перемерила десяток платьев, но осталась недовольна каждым из них.
Может быть, встретить Илью полностью обнаженной? Или стыдливо прикрыться кружевным пеньюаром?
Кружевной пеньюар на меня не налез, точнее — опасно затрещал в области груди. На глазах выступили злые слезы. Я уже говорила, что беременность превращает женщин в неврастеничек?
Да и черт с ним. Платье было выбрано, прическа сделана, глаза подкрашены. Я принялась ждать.
Ларионов явился ровно в восемь часов. Как по часам. С букетом пышных, нежно-розовых хризантем. Как он угадал мои любимые цветы?..
На Илье прекрасно смотрелся пиджак и белоснежная рубашка с золотистыми пуговицами… Вечная щетина выбрита, волосы зачесаны в пробор. От легкомысленного бармена не осталось и следа. Разве что любимым зауженным джинсам он не изменил.
Ларионов рассматривал меня заинтересованным взглядом.
— Прекрасно выглядишь. Ну что, съездим в ресторан или кино?
— А может, к черту ресторан? — смутилась я, чувствуя, как внизу становится мокро от одной только мысли о том, как Илья дотронется меня своими восхитительными пальцами.
Дважды повторять не пришлось. Он отбросил букет на пуфик и прижал меня к стене. Ненасытные губы коснулись кожи, высекая мурашки. Руки скользнули под юбку, нащупали намокшее белье. Илья коротко застонал и сказал хриплым от желания голосом:
— Как же я соскучился…
Мы еле дотерпели до спальни. Илья уложил меня на постель и принялся стаскивать платье. Его пальцы ловко справились с застежкой, которая холодила мне позвоночник. Следом за платьем на пол полетел бюстгальтер, и Ларионов аккуратно втянул в рот мой набухший сосок.
Я застонала от мучительно приятной ласки, подалась ему навстречу. Мои пальцы дрожали, когда расстегивали узкие джинсы и пытались снять их, а те никак не поддавались. Мне безумно хотелось ощутить внутри себя этого мужчину. Вновь слиться с ним воедино. Почувствовать его. Отдаться. Раскрыться.
Но Илья отстранился, стоило мне прикоснуться к его трусам. Он вытянул из своей рубашки галстук и примерился им ко мне.
— Думаешь, ты одна можешь связывать людей? Настала моя очередь доминировать.
Он провел кончиком галстука по моим ладоням, завел обе за голову, обхватил пальцами, не позволяя выпутаться.
— Только не говори, что тоже бросишь меня в гордом одиночестве, — удивленно откликнулась я.
— О нет, я сделаю кое-что хуже. Но начнем по твоему сценарию. Не вздумай закричать, иначе вставлю в рот кляп.
Галстуком Ларионов стянул мои запястья и обвязал глаза тугой повязкой. Откуда он её взял?! Кажется, вытащил из кармана пиджака. Черт, да он заранее готовился!
Я почувствовала, как он развел мои ноги, как щиколотки обвили шелковые ленты, которые протянулись к столбикам у основания кровати. Мне было не прикрыться при всем желании. Попыталась дернуться, но мягкая ладонь накрыла низ моего живота.
— Итак, почему ты не любишь оральные ласки?
Его пальцы скользнули под нижнее белье, отодвигая в сторону мокрые трусики. Я дернулась, но не смогла свести широко расставленных ног. Теплые губы исследовали набухшую грудь, перебрались к животу, и язык провел по ямочке пупка.
— Отвечай.
— Отвали, Ляля!
— Отвечай.
Он намотал трусики на кулак и дернул ткань белья на себя. То треснуло под его напором, оставляя меня абсолютно беззащитной и обнаженной. Пунцовый стыд загорелся на щеках. Губы спустились ниже, тронув гладко выбритый лобок.
