Глаза Виктории начинают метать крохотные молнии, превращаясь в печные угольки, и я понимаю, что она снова превратилась в ту бешеную амазонку, с которой я когда-то сцепился в лифте.
Хороша, чертовка!
Развожу руками, как бы извиняясь, и осторожно кладу ладонь на её плечо, пытаясь успокоить. На самом же деле этот невинный жест с новой силой бьёт мне по нервам, взбудораживая кровь.
— Вы снова использовали меня в какой-то грязной игре, это не честно!
Выдыхаю, сканируя Вику нежным взглядом, и по моему телу тёплой волной расходится нарастающее возбуждение. Но сейчас никак нельзя выгнать эту девушку за дверь, так ничего ей не объяснив — это будет нечестно.
Да и кого я обманываю?
Я не хочу её выгонять…
Срываю с лица маску, виновато улыбаясь:
— Вы правы, Виктория. Проходите, давайте попьём кофе, и я вас всё расскажу.
Глава 25
Вика
*****
Перекладываю бумаги с места на место на своём столе, пытаясь собраться с мыслями и поддаться, наконец, рабочему настроению. После возвращения в Москву, больше похожую на какой-то гудящий муравейник, и я с тоской окунаюсь в свои воспоминания о родном городе.
Может, мне стоит туда вернуться?
Ведь Санкт-Петербург — тоже достаточно большой и красивый город, но в его облике, несмотря на вечно плохую погоду, есть что-то еле заметное, аристократичное, и очень тонкое.
Он — подобно какой-то царской особе взращивает в людях разнообразные прекрасные чувства, которые были далеко запрятаны в их душах, и заставляет всех посмотреть на окружающий мир другими глазами.
— Колокольцева, вы снова спите на рабочем месте?
Неприятный сварливый голос шефа заставляет меня вздрогнуть, и от неожиданности я дёргаю рукой, которой только что любовно поправляла огромную стопку перебранных документов. Отпечатанные листы фейерверком взмывают в воздух, издав при этом глухой звук, и начинают кружить над моим столом, падая вниз, как осенние листья.
— Нет, Геннадий Петрович, я не сплю. Просто задумалась.
С раздражением оглядываю тот хаос, произошедший по вине громко орущего шефа, обожающего подкрадываться к своей жертве на цыпочках, и цокаю языком.
Снова нужно потратить полчаса на сбор и сортировку этих документов!
Чёрт его побери!
— Ну, ладно.
Лицо шефа приобретает миролюбивое выражение лица, и он спокойно грохает на мой стол какую-то толстенную папку.
— Наоборот, очень плохо!
К столу, на крейсерской скорости подлетает Мишка Шаповалов, ощупывая моё разочарованное лицо своим ехидным взглядом. Но я не желаю с ним связываться — себе дороже. Присаживаюсь на корточки, и начинаю собирать упавшие на пол белоснежные листы бумаги, вслушиваясь в разговор двух мужчин.
— Почему это?
Кажется, Геннадий Петрович решил постоять за меня, барабаня своими толстенькими сарделеобразными пальцами по белоснежной столешнице.
— Потому что бабы, как правило, думать совсем не умеют! У них только шмотки да украшения на уме!
Подскакиваю, как ужаленная из-под стола, и распрямляюсь, как пружина.
— Какой же ты противный!
Но Мишка уже успел ретироваться, так и не услышав моих обидных слов, кинутых в его адрес. Зато всё это прилетает прямо в лицо опешившему шефу, который, не ожидал видно от меня такой бурной реакции. Мужчина шарахнулся от меня, как от чумной, вытаращив свои глаза и его полное лицо тотчас приобрело оттенок молодой свёклы.
— Ой…
Пищу, опасливо пятясь назад, и предвкушаю новый виток порицания со стороны своего начальника. Хорошо хоть, на горизонте нет никого, а то бы к обеду эта неприятная история стала бы достоянием общественности.
— Простите, это я не вам.
— Ну ладно, Колокольцева, работайте.
Чёрт бы побрал этого Шаповалова!
Сканирую усталым нервным взглядом свой стол, грохнув на него собранные мною документы, и впериваюсь взглядом в папку, забытую Геннадием Петровичем. Он успел дать мне распоряжение, или я опять была слишком увлечена своими мыслями, что не услышала приказа?
Выдыхаю.
— Геннадий Петрович!
Поднимаю руку вверх, наваливаясь на столешницу.
Мужчина оборачивается, нахмурив свои кустистые, будто нарисованные брови, и я, отчаянно жестикулируя, спрашиваю:
— А с папкой-то что делать?
— Её нужно Андрею Владимировичу домой доставить, заболел он. Поручите это курьеру, пусть съездит.
Пульс взвыл фонтаном где-то в горле, а сердце мгновенно заколотилось в несколько раз сильнее. Жаркая волна разошлась по моему телу, и я непроизвольно заулыбалась, как дурочка.
Я могу подобраться к заветному мужчине поближе!
— А можно я сама съезжу?
Напряжённо хриплю, всматриваясь в усталые глаза шефа, и пытаюсь мысленно навязать ему положительный ответ. Вдруг, сработает?
— Вам что, заняться нечем?
— Я всё успею, просто у меня иммунитет отличный, меня не берут никакие вирусы! А наш курьер, Сашка, только с больничного вышел.
Геннадий Петрович задумчиво поджимает губы, причмокивая ими и нехотя кивает, признав, что в моих рассуждениях всё же присутствует рациональное зерно.
— Ладно, съездите, Виктория, а то Александр и, правда, ненадёжный боец в этой ситуации.
Он царственно кивает, и я от счастья начинаю хлопать в ладоши, радуясь этой неожиданной командировке в логово Зверя, как влюблённая девчонка.
И это сослужило мне плохую службу.
Листы бумаги, которые я уже успела собрать и вновь расположить аккуратной стопкой на рабочем столе вновь взмыли в воздух от моих активных жестикуляций.
Шеф весело хмыкнул, пожалуй, решив, что Шаповалов был прав, и устало добавил:
— Только соберите все документы с пола, Виктория Николаевна. И постарайтесь вернуться побыстрее.
— Конечно-конечно!
*****
Взмыленная и уставшая после поездки в метро я, наконец, торможу возле металлической двери Андрея Владимировича, на которой красуются симпатичные цифры «66».
Ну, почти число Зверя.
Интересно, это — просто совпадение, или наш главный редактор имеет отменное чувство юмора и пытается посмеяться над всякими мистическими силами? Тогда что бы он сказал, оказавшись в доме матушки?
Пожалуй, счёл бы меня сумасшедшей.
Да я и сама не верила ей до последних событий.
Одёргиваю край пальто и вжимаю кнопку звонка до упора, мгновенно покрываясь мурашками.
