Солёные слёзы, разъедающие глаза, подкатывают всё ближе и ближе, и задираю лицо к потолку. Только бы не разреветься от бессилия прямо тут! Вряд ли я смогу его зацепить своей истерикой.
— Вы снова использовали меня в какой-то грязной игре, это не честно!
Покусываю нижнюю губу, выплёвывая слова прямо в лицо самодовольному мужлану. В висках стучит отбойный молоток, и я слегка приоткрываю рот, выдыхая.
— Вы правы, Виктория. Проходите, давайте попьём кофе, и я вам всё расскажу.
Замираю на пороге, недоверчиво вглядываясь в его глаза.
Он что, шутит? Или действительно приглашает меня пройти в квартиру?
В ту же секунду Андрей Владимирович срывает с себя голубую медицинскую маску, и я отступаю на шаг назад, зажав рот рукой — его красивое лицо изуродовано огромным синяком, разлившимся по тонкой золотистой коже. Следом на пол летит шерстяной клетчатый шарф и до меня начинает доходить, что игра в больного — это, на самом деле, только предлог.
И Зверь сейчас хочет посвятить меня в свою историю, сделав соучастницей.
Что ж, я готова.
Глава 26
Вика
*****
Прохожу в прихожую, в которую я, наконец-то, получила доступ после битвы на лестничной клетке, и выдыхаю, стараясь не смотреть хозяину квартиры в глаза. Растягиваю на своих губах самую невозмутимую улыбку — пусть не думает, что только об этом я и мечтала!
Ставлю свою крохотную сумочку на белоснежный комод, рядом с вазочкой, в которой стоят искусственные жёлтые розы, и морщусь от нахлынувших на меня неприятных чувств.
Я всегда считала, что пластиковым цветам место — лишь на кладбище, и бабуля чётко привила мне то стойкое убеждение, что в доме с искусственными цветами и чувства все ненастоящие, пластиковые. И, похоже, в данном случае, это суеверие похоже на правду.
— Папочка, кто там?
Звонкий детский голосок заставляет меня вынырнуть из пучины своих ощущений, и я в изумлении осматриваю симпатичную светловолосую девчушку, остановившуюся на пороге. Туника нежно-зелёного цвета приятно оттеняет её светло-русую шевелюру, а симпатичные розовые тапочки с меховыми помпонами смотрятся настолько умилительно, что у меня защекотало в носу.
Похоже, она не ожидала увидеть в прихожей незнакомую женщину и от этого её белёсые бровки удивлённо поднялись домиком.
Перевожу взгляд на мужчину и вижу, что он слегка растерялся, оказавшись меж двух огней, в нерешительности закусив губу. Пожалуй, таким обескураженным я этого сильного духом человека ещё не видела — обычно у него всегда наготове есть пара-тройка ехидных замечаний.
Прихожу на помощь Андрею Владимировичу, присаживаясь на корточки рядом с девочкой.
— Привет, тебя как зовут?
— Варвара Андреевна.
Ух ты, как официально!
Интересно, она в отца такая серьёзная, или это — от стеснения?
Девочка прижимается к ноге отца, сканируя меня внимательным спокойным взглядом, и я с улыбкой подаю ей руку для приветствия.
— А меня — Виктория Николаевна, но ты можешь звать меня просто Вика, идёт?
Малышка кивает, и я понимаю, что она внешне очень похожа на жену Зверя — такая же стройная и светловолосая, с распахнутыми серыми глазами. Но, в отличие от матери, у девочки — открытый спокойный взгляд.
Андрей Владимирович нежно проводит широкой ладонью по голове дочурки и слегка осипшим от волнения голосом, произносит:
— Варюш, иди, поиграй, а мы с Викторией Николаевной попьём кофе на кухне, хорошо?
Девочка осторожно кивает, выходя за дверь, и я вижу, как мужчина непроизвольно выдыхает. Похоже, он теряется в присутствии дочери, растекаясь перед ней сладкой субстанцией, типа киселя.
Настоящая папина дочка!
— Простите, Виктория, у меня сейчас, как вы поняли, не самый простой период в жизни.
— Я уже успела это заметить.
Вешаю пальто на вешалку, проходя за мужчиной на просторную кухню, и присаживаюсь на краешек стула, обводя незнакомый интерьер внимательным взглядом.
Белоснежный гарнитур, много кухонной техники, способной облегчить жизнь хозяйки и гора немытой посуды в раковине явственно намекают мне, что мужчина уже пару дней живёт холостяком, не заморачиваясь по поводу порядка.
В сердце что-то остро ёкает, и я понимаю, что Андрей Владимирович, очевидно, не привык жить без женщины. Он из тех мужчин, которые любят свежевыглаженные рубашки и вкусные домашние ужины, не требуя от жены приносить вклад в семейный бюджет. Ему по душе — домашняя, уютная жена, обеспечивающая семейный уют.
Ну, и чём он хотел со мной поговорить?
— Простите, Вика, у меня не прибрано.
Он извиняюще разводит руками, глядя на засохшие тарелки после гречневой каши, и я понимаю, что он не часто бывал на кухне, заходя в эту часть квартиры только за сытным обедом.
— Но ведь есть посудомойка.
Тыкаю пальчиком на встроенную технику, которая способна удивительно облегчить жизнь любой женщине, освобождая её от нудного времяпрепровождения, и встаю со стула. Зверь следит за моими действиями с некоторым беспокойством, и слегка сдвигает свои брови на переносице — как раз в то место, где уже залегла глубокая морщина.
— Честно говоря, я не знаю, как ей пользоваться.
Хмыкаю.
Вот он — отличный шанс доказать этому мужчине, что я способна быть не только секретарём!
Засучиваю рукава и встаю к раковине. Сейчас я быстренько расправлюсь с этой посудой, просто поместив её в отсек посудомоечной машинки, а сама после соберу все лавры и овации.
А может ещё что-нибудь посущественнее.
— Я сейчас сварю кофе. Покажу вам, как должен быть сварен настоящий бодрящий напиток, а не то пойло, которое вы мне однажды преподнесли.
Зверь кивает, достав турку из шкафчика сверху, а я пропускаю очередную колкую шпильку мимо ушей, мило улыбаясь. Ладно-ладно, ему ведь тоже нужно передо мной покрасоваться.
Быстро устанавливаю тарелки в машинку, косясь на выверенные действия Андрея Владимировича, который, без сомнения, варил кофе не единожды. У него даже турка не современная — из нержавейки, а настоящая, медная.
— Хотите, покажу вам мастер-класс, Виктория?
Он иронично подмигивает, наблюдая, как я отправляю последнюю пиалу в кухонный агрегат, и начинаю выставлять режимы мойки.
— Тогда и я вам тоже. Посмотрите, тут ничего сложного.
Зверь подходит ближе, остановившись рядом со мной на опасном, очень близком расстоянии, и у меня в горле всё моментально пересохло. Кажется, что воздух между нами загудел, становясь вязким, подобно болотной трясине, и я приоткрываю рот, перехватывая глоток кислорода.
