— Хм… надень какое-то легкое платье или футболку наверх, чтобы можно было покупаться.
— Думаешь? — неуверенно спросила я, прикидывая получится ли таким образом скрыть синяки.
— Я буду рядом. Тебя никто не тронет, можешь не сомневаться.
— Ладно, — все же согласилась я, — пойду поищу что-нибудь прикрытое.
И вправду, поплавать очень хотелось, а потому поищу свою тунику, купленную для пляжа, и пойду с ребятами. В конце концов, Макс прав, он рядом, и мне нечего бояться.
Так как помогать парням я начну с завтрашнего дня, то сегодня могу немного понаглеть и оставить грязную посуду им. И поэтому поднялась с лавки и пошла разгребать чемодан.
Мое внимание привлек Барбоскин. Он лежал мордочкой на передних лапках и так жалобно смотрел на меня, и я подумала: было бы не плохо взять его с собой на пляж. Решено!
В доме было куда прохладнее. Макс оставил включенным кондиционер, и он понемногу распространял свою прохладу. Добравшись до комнаты, открыла чемодан, извлекая оттуда все вещи, и, наконец-то, нашла купальник с туникой. Надеюсь, все прокатит.
Сбросив с себя шорты и майку, переодела белье, надеясь на то, что ко мне никто не заглянет. Вроде все были на улице, и я успею надеть купальник вовремя.
Может, еще сегодня удастся отоспаться, пока все гулять будут. Потому что вчера ночью я еле уснула от близости Кукурузника. Мне все время казалось, что он сейчас набросится на меня и завладеет. Но это скорее от того, что подсознательно желала, чтобы он, наконец-то, завладел моим телом. Но нет! Этот гад просто спал… оборзевшая скотина. Хоть бы поприставал для приличия.
Надев тунику поверх купальника, я сложила остальные вещи обратно в чемодан, так как некуда было их не то, что развешать, а просто разложить. Взялась за расческу, решив заплести косу, как в комнату влетел озверевший Оболонский. Пожалуй, я видела его таким впервые.
— Что у тебя с губой? — заметила кровь в уголке его рта.
— Что у меня с губой? — заорал он, смотря на меня яростным взглядом. Что-то мне страшно становится. — Раздевайся!
— Что? Ты с ума сошел? — в дверях заметила Жеку и Гриню. — Что происходит?
— Снимай, я сказал!
— Я не буду ничего снимать! Выйди из моей комнаты!
— Ты сейчас же снимешь эту херь, либо я тебе помогу! Я долго ждать не буду!
— Да у тебя сейчас кровь из глаз пойдет, орешь как ненормальный. Мне что, перед мужиками раздеться?
Макс обратил внимание, что в дверях стоят его работники, а потому взяв меня за руку, повел в свою комнату.
— Разбежались все нахрен, — гаркнул на Гриню и Жеку, таща меня словно на буксире.
— Макс, ты осторожнее, — крикнул нам вслед Женька, а я только подумала о том, что Кукурузник узнал о синяках. Но как?
Заведя меня в комнату, Максим закрыл двери и, повернувшись ко мне, посмотрел диким взглядом.
— Эм… надеюсь, парни там недалеко ушли…
— Они тебе не понадобятся, а теперь показывай.
— Да что я тебе должна показывать? Что ты ко мне прицепился?
— Уверена, что нечего?
Я сглотнула, а Макс начал на меня надвигаться.
— Я буду кричать…
— Это я сейчас буду кричать, — и резко рванул на мне ткань туники, вырывая из петел канатик и разрывая по шву.
— Что ты…
— Что это твою мать? — взревел он, заметив на мне синяки. — Кто это сделал?
— Макс, послушай.
— Вот именно, я слушаю, а ты говори, какая мразь посмела тебя тронуть! — он нависал надо мною угрожающе, и хоть я знала, что Оболонский мне ничего не сделает, но его вид пугал.
Я никогда не видела в его взгляде столько ярости.
— Это ты меня ночью пинал, спать не давал, — попыталась я пошутить, за что получила еще более угрожающий взгляд.
— Это твой пидорас сделал? Виталина, говори немедленно! Или к херам сейчас тут все разнесу! Но я добьюсь своего!
— Максим, у меня никого нет. Я пошутила вчера.
— Кто посмел тебя избить? — прошипел каждое слово по слогам, и я поняла, не отстанет. Прости, Дилан, ты сам виноват.
— Это был Дилан. Он в Лондоне.
— За что?!
— Я ему нравилась, — призналась я, дрожащими пальцами кутаясь в рванную тунику.
— И?
— А он мне нет. Я отказала ему. Отказывала все эти годы. Не знаю, зачем я ему нужна была, ведь у него были женщины. Он не сидел и не горевал без меня.
— Избил за что? За то, что отказала?
— Да, — пискнула я, зажмурилась, вспоминая ситуацию, которая случилась три дня назад. — Я сообщила о том, что возвращаюсь в Украину, и он разозлился очень.
Макс крепко сжал кулаки, смотря на меня по-прежнему разъяренным взглядом. Мне это не нравилось. В чем моя вина, что он посвящает мне свои злые взгляды?
— Какого черта ты молчала? Ты понимаешь, что о таких вещах надо сразу говорить?!
— Хватит на меня кричать! Мне тоже не просто это переживать. А зная тебя и брата, так еще стоит пожалеть этого придурка.
— Вот именно что придурка. Ты должна была сразу обо всем рассказать!
— Чтобы вы его убили? Я что, больная по-твоему?
— Хотя бы, Виталина, с ним должна разобраться полиция.
— Да я не вернусь туда больше, Макс.
— Плевать. Такие уроды должны быть наказаны. Ты что, не понимаешь, что никто не имеет права бить женщин? Не понимаешь? — орал этот ненормальный так, что, кажется, я к вечеру оглохну, если он продолжит в том же духе.
— Я боялась сказать, — честно призналась я, опустив глаза в пол.
— Бояться надо того, что происходит. А если случилось с тобой такое, надо говорить! Нельзя оставлять безнаказанным. Не думаешь о себе, подумай, что в следующий раз его жертвой можешь стать не ты! А другая женщина.
— Только ты сейчас думаешь не о их безопасности.
— Да, черт возьми! Не о их безопасности! Тронули мое! А я никому не позволю обижать тебя. Поняла меня?
— Я не твоя! Но поняла!
— Глубоко сомневаюсь в этом, — яростно добавил он и, обернувшись, взял на столе листок и ручку и со стуком положил последнюю на край столешницы. — Пиши!
— Что писать? — удивленно спросила я, обнимая себя руками.
— Имя, фамилию, адрес, место работы! Все, что знаешь об этом уроде.
— Зачем?
— Виталина, не зли меня.
— Да ты и так в бешенстве. Хоть слюной не брызжешь на меня.
— Виталина, — начал на меня надвигаться, но я вовремя опомнилась.
