— Значит, матрешка, как ты любишь мамашек-потаскушек называть, была с одним малышом.
— Ну да. Тогда точно с одним. Но кто знает, что там на самом деле. Нас-то в подробности не посвящали.
— Ну я думаю, что если бы была близняшка, то вы бы знали. Обычно социальные опеки стараются таких детей в одну семью прописать. Если, конечно, никто ничего не наворотил и знает о втором ребенке.
— Подожди, ты хочешь сказать, что та девчонка…
— Все возможно. Не могу говорить сейчас с уверенностью. Спасибо, — поставил оба стакана, наполненные ароматным напитком, на стол и присел напротив друга.
— Бл*дь, да даже если так и окажется, потому что я не верю, что Виталинка могла это сделать. Тут напрашивается другой вопрос. Зачем этой пигалице убивать моего ребенка?
— Понятия не имею. Разве только подставить Виталину. Опять же, вытекают вопросы, зачем?
— Мы можем долго гадать, но факта подтверждающего, что это ее близняшка пока нет.
— А нам нужно их раздобыть, Крам!
— У меня ощущение, что я в сериале снимаюсь. Причем играю главную роль.
— Да у меня тоже, — ответил друг и, отпив кофе, продолжил: — смотри, мы бы могли попросить маму позвонить подруге и узнать, была ли какая информация по сестре близняшки Виталины.
— Нет, это исключено. Для нее это лишние нервы.
— Воо-от! Согласен. Поэтому мы поступим по-другому. Опрашивать нянечек и воспитателей немного некорректно, да и вряд ли нам дадут такую информацию. Я и так в долгу перед друзьями и не имею права заваливаться в дом малютки с такими расспросами. Кому попало инфу не выльют.
— И что ты предлагаешь?
— Как ты говоришь? Озолина Виталина Игоревна? — уточнил друг, смотря на меня серьезным взглядом.
— Да.
— Вот это имя мы и пробьем.
— Что нам это даст?
— Крам, включай уже мозг. Лицо в кадре видеонаблюдения Виктории Миронюк, а значит…
— Прости, я совсем торможу в свете событий.
— Понятно. А это значит, что мы пробьем по базе имя Озолиной Виталины. А точнее личное ее фото. Понимаешь? И если выдаст нашу Виталинку, значит Виктория существует!
— Это хорошая идея, Макс.
— Еще бы! И тогда если окажется, что ваша неожиданная гостья и есть сестра Лины, мы начнем действовать по-другому. Будем ее искать.
— Если это так, то… Гадство, я не верю, что она сама до этого додумалась.
— Ты сейчас о сообщнике?
— Именно!
— Ты прав. Ну что же, тогда работа удвоится. Но мы найдем виноватых и обязательно их накажем.
— Знаешь, я пока представить не могу, что я сделаю с девчонкой. Но ее сообщник явно взрослый человек, и он понесет самое жестокое наказание.
— Главное, друг, ты в этом не один. Мы вместе накажем эту сволочь.
Я лишь кивнул в ответ и молча принялся за кофе, надеясь, что потеря нашего сыночка не сильно скажется на нашем будущем. Понятное дело, что мы всегда будем помнить первенца, но и жить лишь болью я не позволю ни Мии, ни себе.
Мы будем счастливы. Я увезу ее. Увезу на столько, сколько понадобиться ее душе.
— Малышке своей привет передавай. А мне пора. Мы не можем откладывать дело, от которого, возможно, зависят еще чьи-то жизни.
Макс прав. Неизвестно, что в головах этих ненормальных, и пострадать могут наши самые близкие люди.
— Спасибо тебе, Макс!
— На то и друзья. Бухать, когда скучно, и быть рядом, когда очень трудно.
— Философ?
— По*уист. В прошлом!
Глава 16 (Крам)
— Никит, меня скоро выпишут? — жалобно поинтересовалась Мими, в надежде на положительный ответ.
— Скоро, — ответил я, смотря на любимую, которая удобно устроившись на кровати, собралась читать книгу.
— Устала здесь лежать. В последнее время в моей жизни много больницы.
— Понимаю тебя, милая. Но тебе скоро снимут швы, и нас отпустят. Потерпи немного.
— Я стараюсь. А ты? Ты постоянно здесь, со мной. Никит, у тебя же работа, проверки.
Голос Мии как всегда был грустный, только сейчас к грусти прибавилась и неуверенность с волнением. Отложив ноутбук, на котором я решал важные рабочие моменты, я поднялся из своего кресла и, пройдя к Мии, присел на кровать около ее бедер. Малышка отложила книгу и, прикусив нижнюю губу, взволнованно посмотрела на меня.
— С проверками мы разобрались, а для работы у меня есть Макс. Неужели ты считаешь, что я такой дурак оставить тебя здесь одну и пойти руководить клубом?
— Ты не дурак, Никит, не говори так.
— Тогда что ты такое говоришь?
— Ты же знаешь, — вздохнув начала она, нервно покусывая губу, — я привыкла быть одна, особенно если это в тяжелую минуту.
— Вот и хреново, Мия! Хреново! Я хочу, чтобы ты от этого отвыкла. Я рядом и не брошу тебя, понимаешь? Ты давно не одна, позволь себе расслабиться. У тебя теперь семья, в которой есть не только я, но и Виталинка, и наши родители. Да если надо, ты только скажи, Макс на помощь придет. Но не говори, что ты одна, потому что это не так. У тебя как минимум есть я.
— Прости… прости, Никит, — Мия неожиданно бросилась мне на шею, и я с жадностью сжал ее в своих объятиях. Любимый запах, как же я скучал по нему, как сходил с ума без теплых рук.
Носом уткнулся в макушку и, желая полностью окунуться в моменты, когда мы были счастливы, я вдохнул запах ее шампуня. Она была моей домашней девочкой, которую хотелось вечно держать в руках. Я никогда прежде не встречал подобных и искать другую уже не собирался.
— Я знаю, знаю, что ты всегда рядом, но это так шатко… это так страшно. Я все время боюсь, что ты исчезнешь. Понимаешь, еще шесть дней назад мы ждали нашего малыша, он был в животике, а мы его любили. А сейчас? Сейчас его нет. За что, Никит? Почему так происходит? В чем я провинилась перед Богом?
— Я прошу тебя, не плачь, любимая. Твои слезы вызывают боль, я не хочу, чтобы ты плакала. Не хочу. Я так люблю твой блеск в глазах, так люблю, когда ты счастлива.
— Никита, как мне вернуть этот блеск, когда в душе боль? Что мне сделать, чтобы перестать убиваться за сыночком, который никогда не увидит свет? Он должен был жить, должен был дышать и ощущать нашу любовь. А я не уберегла его. Я… я никогда не возьму его на руки, Никита.
Каждое слово Мии ранило мою душу. Она говорила и делала глубокие вдохи, задыхаясь от слез и боли. А я ненавидел себя за то, что она винила в смерти нашего сына себя. Скажи я ей про яд, она бы не считала себя виноватой, но плакала бы по другому поводу. Оба варианта меня огорчали, и я не знал, как было бы поступить правильнее. Но поздно что-то решать, раз скрыл изначально правду о смерти ребенка, то нужно идти до конца. Я все еще жду информацию от друга.
