Рэм поднялся в спальню бесшумно, но на меня даже не взглянул. Двигался при этом тяжело, будто что-то его страшно вымотало. Я проследила, как он прошел мимо, и, дернув ручку двери, вышел на террасу. Денвер в кроватке всхлипнул и завозился, но, когда я прокралась к нему, уже снова спал.
За окном ветер колыхал кусты, вылизывал траву и бился в стекло. Кажется, собирался дождь. Не знала зачем, но я выскользнула наружу и подобрала брошенные Рэмом у края газона штаны…
Вспомнилась сказка про чудовище, которую читала как-то в библиотеке детского дома. Сказочную героиню обязали быть с чудовищем. По ночам оно сбрасывало шкуру и становилось человеком, но его избраннице этого оказалось мало, и она сожгла его шкуру. Чудовище не смогло к ней вернуться в обличии мужчины… непринятый своей избранной в том виде, в котором мог существовать. Почему-то только теперь это поняла, стоя со штанами у двери. Захотелось найти "свое чудовище" и «вернуть ему шкуру»… но я струсила. Даже представить сейчас себя напротив того медведя страшно. Не смогу. В сказке героиня износила три пары железных сапог, прежде чем вернула себе своего мужчину. Думаю, просто притащить Рэму штаны и попросить влезть в них не поможет.
Я положила их на место и закрыла двери.
Потом открыла снова и решительно зашагала на лужайку, матеря себя за безрассудство.
Влажная после полива трава не была столь приветлива, как днем, но я сомневалась, что стерла бы о нее даже одну пару сапог, поэтому наплевала на дискомфорт. Снова запуталась в кустах, но на этот раз трофеев им не оставила.
— Рэм, — позвала жалко, чувствуя, как начинает колотить дрожь. — Вернись, пожалуйста…
Ночью этот милый садик казался жутким лесом. Только сейчас заметила, что часть купола убрана, и теперь по кронам гуляет ветер.
— Рэм, — осторожно кралась к лежбищу, которое днем самозабвенно разгребал Денвер. — Рэм, прости…
Как бы мне ни хотелось последние секунды, большому злому медведю тут особо негде прятаться, и поставить галочку, что попыталась, но не нашла, не вышло. На лежбище медведя не было — он зарычал где-то сзади, и я снова вытянулась, задерживая дыхание.
— Рэм, — медленно обернулась, сжимая штаны перед собой, как крест перед демоном, — вернись, пожалуйста.
Мне никогда еще не было так страшно. Сердце набрало обороты, щедро спонсированное адреналином, воздуха стало не хватать. Как же спокойно я шагала с крыши, но смотреть дикому зверю в глаза оказалось худшим страхом. Я медленно опустилась на дрожащих ногах, еле уговорив себя не кинуться наутек. Откуда-то была уверенность: побегу — набросится.
— Рэм, — прошептала, ежась, — прости…
Он молчал долго, не шевелясь, и я все больше убеждалась — дикий зверь не думал бы столько времени. Наконец, он фыркнул и двинулся мимо, не сочтя меня достаточной причиной.
— Слушай, железные сапоги вышли из моды, — бросила ему, опасаясь оборачиваться. Чувствовала, долго еще не смогу встать — ноги были ватными.
Прошла, наверное, минута, прежде чем я услышала хриплое:
— А ты своей смертью не умрешь…
Никогда еще не была так рада слышать его голос, а обернувшись — и увидеть. Только он рад не был:
— Исследовательница хреновая, — медленно наступал он на меня, гневно сверкая злыми глазами. — Нельзя приближаться к оборотню, у которого проблемы с возвращением в себя! Он может убить и не вспомнить!
Я отшатнулась, падая на задницу. Из глаз покатились слезы, и я уже думала, что он сейчас схватит меня за волосы и залепит пощечину, и… Только он присел рядом и вдруг дернул меня в свои руки, усаживая лицом на колени. Даже не успела подумать, как вцепилась в его плечи и жалко всхлипнула.
— Прости…. — просипела в его шею.
— Я слышал, — запустил мне пальцы в волосы. — Ненормальная…
Я не понимала, почему стало так хорошо и спокойно, но с его объятиями и теплом все вдруг улеглось, освобождая дикую дрожь после выброса адреналина. Рэм поднял меня на руки, а я обхватила ногами его бедра. То, что штаны остались под деревьями, вспомнила, только когда он внес меня комнату.
— Чай будешь?
— Мне н-н-адо ус-с-с-покоительного, — дрожала я.
— Бедная девочка, — удобнее перехватил под попу и понес вниз. Не поняла, съехидничал или правда пожалел.
— Д-д-да… смелая, ты хотел вос-с-хититься…
— Вышла со штанами против медведя…
— Ш-ш-ш-таны оста-л-лись…
— Потерпишь меня без штанов, — он усмехался. Усадил меня на столешницу, но когда попробовал оставить, я не поддалась. Руки и ноги и правда будто замкнуло.
— Р-р-р… — пыталась позвать его по имени.
— Многообещающе, — оскалился он и прижал к себе сильнее.
А потом все как-то само произошло — он опустил голову, я подняла, и наши губы влетели друг в друга. Мои холодные ладони и его горячие били током почти ощутимо, когда встречались с кожей. Он сдернул с меня топ, потом штаны, позволяя телам вплавиться друг в друга. Что там произошло с бельем, я даже не поняла — меня будто не стало. Все, что чувствовала — отчаянное желание. Я еще не осознала тех слов, что он сказал там, на крыше, но суть уже впиталась в поры…
…Оборотень, который не может вернуться в себя… вернулся в меня…
С таким отчаянием и жаждой, что я забыла, как дышать. Все, что могла — порочно стонать, хватаясь за его плечи, и продолжать просить прощения каждым движением навстречу, жарко отвечая его губам безмолвное «да».
Что-то изменилось между нами. Он перестал брать без спроса, а я… отдавала. И чувствовала его готовность снова поверить и простить, потому что у него просто не было другого выбора.
Его движения становились все более жадными. Он уже практически не выходил, вбиваясь в меня все быстрее и жарче. Эта безумная неуправляемая химия сметала все внутри, подчиняла и не признавала никаких компромиссов — только яркий убийственный оргазм на грани жизни и смерти… одновременно. Рэм будто ждал меня и, стоило мне зайтись в первых его ударах — последовал за мной.
Странно, что кухня не перевернулась вверх дном. Даже наоборот — хранила прежнее молчание, наполненное нашим лихорадочным дыханием. Рэм отдышался, стянул мое почти бездыханное тело со столешницы и понес наверх:
— Чая не будет…
Я только вяло простонала что-то невнятное.
30
* * *
Я проснулась от чувства, что на меня кто-то смотрит. Запоздало подумалось, что мой глубокий вдох испугает наблюдателя, но, как выяснилось, моего этим не напугаешь.
Денвер стоял у кровати, сложив ручки на краю одеяла, и внимательно меня разглядывал. Пошевелившись, обнаружила себя в крепких мужских объятиях, и выпутаться не вышло. Кое-как развернувшись, обнаружила, что Рэм тоже не спит.
