— Как давно?
— Полгода.
— Твои не ставили на Дану датчики.
— Нет.
— Мне нужна карта твоих разработок.
Он моргнул, хмурясь:
— Я знаю, кто ты. И что ты — ищейка Арджиева.
— Я найду Дану, — смотрел на него в упор. — Но не заставляй меня ждать и терять время — у нее его может не быть.
— Хорошо, я дам тебе карту и всю необходимую информацию.
— Вышлешь на почту, — поднялся я, убирая мобильный в карман. В тот же миг у него пиликнул телефон.
— Дай мне знать, — поднял он голову.
— Дам, — развернулся было к ступенькам, но задержался, обернувшись: — Соболезную.
Ответил он или нет — я уже не слышал. У машины меня встретил Рэм. Его джип стоял неподалеку.
— Что сказал?
— Он разрабатывал Холмы, — коротко доложил. — Белоглазые ему мстят.
Рэм прикрыл глаза, качая головой, а я взялся за ручку. Но стоило дернуть двери, как он тут же обошел автомобиль и открыл пассажирскую дверь:
— Я с тобой.
— У тебя нет опыта, — нахмурился я.
— Вдруг тебе понадобится помощь. Я не буду мешать.
— Рэм, мне проще работать одному…
— Тебе было проще, когда ты не был эмоционально вовлечен, — серьезно возразил он. — Сейчас все сильно по-другому.
Я только сцепил зубы, хмурясь. Двух медведей белоглазые теоретически будут боятся больше. Но эмоционально вовлечен я был не только в случае Даны, Рэм мне тоже дорог. Я понимал, зачем он едет. Только он просчитался — если Даны не станет, он меня не вытащит. И ни к чему ему лезть.
— Слушай, возьми пушку из бардачка, — глянул я в боковое зеркало на припаркованный джип Рэма. — У меня мало оружия на двоих…
— Тогда заглуши мотор и дай мне ключи, — невозмутимо потребовал он.
Я закатил глаза:
— Рэм…
— Я не выйду. Не делай этого. Поехали.
Я грязно выругался, но тут на почту пришло письмо — Файвелл не терял времени. И я сорвался с места:
— Черт с тобой, — прорычал, выезжая на дорогу.
— Он нам тоже не помешает, — заметил друг.
68
* * *
Стоило волку замедлится и остановится, я рухнула с его спины в траву. Тело ломило, перед глазами все плыло, а желудок содрогался в чудовищных спазмах. Здесь, в тени высоких деревьев казалось, что наступил глубокий вечер.
— Поднимайся, — дернули меня за руку. Голова мотнулась, и я попыталась подчинитсья, но ноги отказались держать.
— Не трогай, — вдруг рявкнул кто-то, и я снова полетела в траву. — Она жива вообще?
За весь день я не услышала от этих животных и двух связных слов, а тут вдруг такая хорошо поставленная речь. Но речи о том, чтобы поднять голову и навести на чем-то резкость, не было.
— Жива, — прошипел знакомый голос. Его я слышала сегодня часто.
Меня вдруг подхватили на руки, да так резво, что в груди сперло. Я вскрикнула и схватилась за чужое плечо, разлепив глаза:
— Мне плохо.
На меня смотрел такой же тип, только, казалось, интеллекта в его взгляде в разы больше, чем мне довелось замечать у волков прежде. Глубоко посаженные глаза смотрели по-звериному, слишком внимательно, а когда он повел носом и поморщился, будто унюхал какую-то дикую вонь, лицо показалось слишком подвижным, будто нос жил своей жизнью.
— Воняет медведем. Вся! — Я уже думала, он меня сейчас уронит обратно, но он шагнул со мной куда-то, а я больше не нашла в себе сил смотреть и держать голову, скатившись к его плечу. Он дергал им периодически, стряхивая меня, но я раз за разом падала на него обратно.
Вокруг слышалось все больше других голосов. По большей части мужских, но были и женские. Я даже с удивлением разбирала знакомые слова: «Бледная», «немочь», «доходяга», «страшная какая». А потом стало темно, и меня относительно бережно уложили на что-то мягкое.
— Сит…
Я уткнулась носом в подстилку и скрутилась калачиком.
— Принеси ей чаю. Утрясли ее совсем…
— Сит, она принадлежит медведю.
— Ну и что?
— Это тот самый…
— Что?!
— Тот.
— Это — его женщина?! Да вы тут все…
На этом Сит, кажется, вытолкнул второго за пределы этого места, а я застонала и открыла глаза. Все казалось каким-то кошмаром. Помещение походило на шалаш, из узкой полоски между пологом и стенкой сочился слабый свет, едва разгоняющий тьму. Пахло здесь так себе. И это я то после Медведя… воняю? Черт, о чем я думаю? А они, кажется, знают Сезара… Интересно, это облегчит мою участь или наоборот, усугубит?
Не знаю, сколько я так провалялась, восстанавливая дыхание и связь с изможденным телом, когда внутрь проскользнула полуголая женщина, и пространство наполнилось травяным запахом. Она села рядом и жестко скомандовала:
— Садись.
Я кое-как повиновалась, и тут же была вознаграждена чашкой в руках.
— Пей.
— Горячее, — прохрипела, но та неожиданно вскинула руку и зарядил мне по лицу так, что чашка выпала из рук, ошпарив ноги и руки. Я рухнула в подстилку, а сверху послышались проклятья:
— Ты и твой отец за все заплатить! Кровью будешь платить, тебе ясно?!
— Харга! — послышалось от входа. — А ну вон пошла! Не трогать ее!
Кажется, снова Сит. Я пыталась оттянуть мокрую ткань штанов, чтобы не жгла кожу, а он подскочил ко мне, ругаясь все ярче, мешая знакомый язык с незнакомым. Мне казалось, что дни, проведенные в родном доме, были чистым адом? Далеко нет. Меня все больше колотило внутри от ожидания своей участи.
— Сюда иди…
Я вздрогнула, поднимая глаза на мужчину. Только сейчас рассмотрела, что он был в джинсах в отличие от других дикарей. И кожа его была не столь бледной. Вероятно — результат тех самых отношений, при мысли о которых начинало мутить снова.
— Чай.
Он протягивал мне кружку. Я поползла к нему на четвереньках, не гнушаясь выражать покорность, и протянула руку, глядя в его глаза. Человеческие…
— Пей.
Губы обожгло, но я попыталась исполнить его приказ как можно быстрее, дуя на кипяток и заливаясь слезами. Обожженная кожа начинала невыносимо гореть.
— Сит, поговорить, — послышалось от входа, но я не поднимала глаз, продолжая униженно подчиняться и стараясь не провоцировать. Думать было больно физически. Вспоминать вчерашний день, оставшийся в прошлой жизни — тоже. Это дерево, упавшее поперек капота, будто разделило жизнь на «до» и «после».
