– Славик! – зову бармена. – Налей ей, что попросит и запиши на меня.
– Опять наглыкается! – хмурится в ответ Славик, но поручение выполняет.
Наклоняюсь к девушке и мурчу сексуально почти ей на ухо:
– Ты же не наглыкаешься, м?
– Я?! – Настасья прижимает ладонь к груди, делая вид поруганного достоинства. – Да никогда! – и тут же меняет тему: – Ты же останешься? Я сегодня обслуживаю ВИП-кабинки и одна из них, очень кстати сейчас свободна, так что-о-о… – она не договаривает, типа, изображая интригу, но мы-то оба знаем, чем обычно заканчивается это её «так что».
Предложение, конечно, заманчивое, однако что-то мне подсказывает: вечер обещает быть долгим, нудным и вдали от мерцающего света, грохота музыки «Эры» и улётного горячего секса.
– Прости, красавица. Не сегодня. Есть одно дельце, нужна твоя помощь.
– Что, опять твои деловые дела?
– Точно так, – киваю. – Скажи мне, пожалуйста, у вас здесь работает некая Валерия. Она сегодня на смене?
Настя делается удивлённой, даже слишком. Вскидывает идеально нарисованные широкие брови.
– Лерка? – переспрашивает зачем-то, будто я у неё третий закон Ньютона спросил, а не о её напарнице.
– Лерка, Лерка. Так на смене или нет?
– Ну-у-у да-а-а… Она вообще живёт на работе. В любой день приди – застанешь её здесь.
Прищуриваюсь.
– Я слышал, её последние три дня не было.
– А, это… – Настя вдруг заминается, уводит взгляд в сторону. Что-то скрывает или?.. – Да. Не было. Кажется, с отравлением свалилась… Я, честно говоря, не особо в курсе…
Резко перехватываю девицу за талию, совершенно не беспокоясь о том, что могу сделать больно или напугать. Её чувства меня вообще не волнуют. Притягиваю ближе, тем самым заставляя смотреть мне в глаза.
– Не пизди мне, Настасья, – произношу спокойно, сдержанно, даже с полуулыбкой, но и этого хватает, чтобы с её лица схлынула вся краска.
– Правда! – выпаливает испуганно. – Я не знаю, что конкретно произошло. Стас рассказал, что с последней смены её какие-то мужики забирали. На джипе. Сказал, что это люди… ну… – мнётся.
– Никольского?
– Да. Сказал, что… в общем, что она «работала» тем утром… Ну, ты понял.
– Понял.
– И всё. Потом её три дня не было, а сегодня вышла, как ни в чём не бывало. Я, честно говоря, сильно удивилась. Обычно она всегда берёт подработки. Много. И чтобы вот так вот смену пропустить… – и замолкает, видимо считая, что сказала достаточно.
Ещё несколько долгих секунд сверлю официантку взглядом – для неё этого более чем достаточно, если вдруг не всё рассказала. Но Настя молчит. Смотрит на меня взглядом нагадившего щенка.
Ладно…
Ослабляю хватку, чувствуя, как вместе с этим и она тоже выдыхает, расслабляется. Однако остаётся странный осадочек… Не нравится мне вся эта возня и недомолвки. Потом нужно будет ещё раз переговорить с Михалычем.
– И часто она так работает? – слежу за реакцией.
– Кто? А… Не-е-ет! – пытается включить дуру, но быстро соображает, что не прокатило. Разряжает обстановку лёгким смешком. – Нет, Андрей, я серьёзно! Когда я сказала, что она живёт на работе, то имела в виду не это. Она просто много работает. Клиентов у неё никогда не было… ну, до того утра.
– Ты-то откуда знаешь? Свечку держала?
Настя отмахивается.
– Я тебя умоляю, там и свечка не нужна и так всё понятно – мышь мышью. – Отпивает через трубочку принесённый Славиком коктейль термоядерного голубого цвета. – Вообще не понимаю, как её сюда занесло. Но Михалыч доволен – она пашет за троих.
Мышь, значит… А ситуёвина становится всё интереснее.
Отворачиваюсь в сторону, беру бокал с виски, делаю глоток.
– А… её к нему, да, возили? – снова оживает Настасья, а я от её слов не выдерживаю и усмехаюсь:
– К кому к нему?
– Ну… – девушка смешно показывает глазками вверх, чем веселит ещё больше:
– Настюх, будь солнышком, – опускаю руку, чтобы съехать с темы и попутно погладить упругую задницу, – позови её.
Она кривит точёный носик и пухлые губы, от души выведенные сочной красной помадой. В голове мелькает мысль, что я вовсе не против ещё разок увидеть эти губы на своём члене, однако тут же одёргиваю себя – сперва работа, потом потрахушки.
– Я надеюсь, ты её не для себя… – Девушка невинно хлопает ресницами, но едва ли меня можно провести подобной хернёй.
– Настасья, не включай «ревнивую жену», тебе не идёт. Да и мне подобные ролевые игры не по вкусу.
– Прости, – она льнёт, чтобы поцеловать. Отстраняюсь. – Ладно-ладно, – куксится будто ребёнок, ей-богу. – Сейчас приведу… – после чего, наконец, уходит, забирая с собой тепло и облако сладкого парфюма.
Настасья приводит эту неуловимую Валерию через несколько минут. И стоит только столкнуться с ней взглядом, как меня прошибает нехилым таким разрядом тока. Будто молния пробила дыру в крыше клуба и долбанула прямо в меня. Но ещё более интересно другое – почти такую же реакцию я наблюдаю в глазах и выражении лица этой девчонки. Да, именно девчонки! Потому что она смахивает на угловатого худощавого шестнадцатилетнего подростка, которого хрен пойми каким ветром занесло в этот притон. Палитра эмоций сменяется так быстро, что это могло бы быть комичным, если бы не было столь неожиданным и странным. Озадаченность быстро перетекает в недоумение, затем в осознание и как вишенка на торте материализуется паника. Отчётливая. Яркая, будто вспышка.
Она узнаёт меня.
Узнаёт так же быстро, как и я её.
Потому что это лицо, эти большие зелёные глаза невозможно было не запомнить. Они отпечатались в моём мозгу на долгие-долгие годы, хотя я и был уверен, что забыл, что больше никогда не вспомню…
Память странная штука. В мгновение ока она возродила и закинула меня на несколько лет назад, очертила в сознании тот отвратительный промозглый дождливый день, тот бледный, истощённый, почти безжизненный, полный скорби и отчаяния образ. Образ человека, который потерял всё. Человека, который лишился последней крупицы того, что удерживало его в мире живых. Человека, в глазах которого читалась лишь одна единственная истина – больше нет смысла оставаться здесь… Незачем жить.
Проходит некоторое время, прежде чем прихожу в себя. Я, будто выпадаю из реальности на короткий, но очень яркий миг. Тело двигается и действует согласно установленной задаче, а мозг… Мозг получает информацию, но не воспринимает её. Он всё ещё там, в странной серости и непонимании происходящего. Задаётся одним единственным вопросом:
«На кой хрен я сюда приехал? Зачем?»
И по сей день я не знаю ответа на тот вопрос. Однако давно уже не задаюсь им.
