Меня проводит в чувства тёплый ветер и шум проспекта. Голос Стаса интересующийся всё ли нормально, однако остающийся полностью проигнорированным. Мы покидаем «Эру» стремительно, быстро. Понимаю, что буквально тащу девчонку за собой, крепко держу под руку и не говорю ни слова.
Да и о чём тут, блядь, вообще можно говорить?!
Я до сих пор пребываю в этом дебильном пришибленном состоянии. Я готов был увидеть кого угодно, но не её. НЕ ЕЁ!
Твою мать, либо у судьбы охренительное чувство юмора, либо это какая-то подстава. Как она вообще тут оказалась? Какого хуя тут делает? Последнее что я слышал про эту девчонку, так это то, что её заперли в психушке. Она несколько раз пыталась покончить с собой. Глотала колёса, резала руки, занималась всякой хернёй… Потом мне стало насрать. Это была не моя проблема. Да и вообще заморачиваться по чему-то подобному не в моём характере.
Идиотизм…
Это всё ёбаный идиотизм!
Внезапно она останавливается, выдёргивает свою руку из моих пальцев. Внутри закипает странное ничем не обоснованное чувство злости. Хочу развернуться и сказать этой шкуре пару ласковых, но осекаюсь, ибо меня сбивает с толку то, что я вижу затем.
Глава пятая
Лера (3)
1
Мы покидаем «Эру» так быстро, что я едва ли успеваю что-то понять, не говоря уже о том, чтобы возразить или хотя бы предупредить Сергея Михайловича. Без лишних слов и объяснений меня буквально выволакивают на улицу. Крепко держат под локоть, словно я могу сбежать.
Нет. Не могу.
Слишком сильное чувство страха, слишком мощное и удушливое состояние паники. Оно парализует, лишает способности здраво мыслить, отупляет. Не соображаю, что происходит. Как себя вести? Что сказать? Да и нужно ли?.. В голове, в висках, в барабанных перепонках набатом колотится одна единственная мысль:
«Это произойдёт… снова».
Стоит только переступить порог «Эры», как меня ослепляет яркая болезненная вспышка света. Будто прожектор направили. Лишь спустя долгие секунды мозг соображает – это всего лишь солнце. Объятое оранжево-алым заревом, оно полыхает меж домами, стремясь к горизонту. Затем проходит ещё мгновение и мне вдруг кажется, что, на самом деле, оно не ярко-жёлтое, почти белое… а чёрное. Словно кошмарное затмение. Дурной знак.
Воздух становится разрежённым и вязким как смола. Трудно дышать. Картинка перед глазами расплывается неразборчивой кляксой, начинает раскачиваться, словно плыву на лодке в шторм. Стены зданий, объекты вокруг, даже попадающиеся люди и их громкие голоса, смех давят безжалостным прессом, отдаются болью в висках и затылке, а под ногами внезапно материализуется батут. Настолько мягкий, что уже через пару шагов не удерживаю равновесие.
Раз…
Перед глазами пыльное асфальтовое полотно. Колени обжигает острой болью.
Два…
Меня окатывает волной ледяного ужаса, разносясь по телу неприятной дрожью.
– Эй! Ты чё?.. – доносится приглушённое, почти неразборчивое, будто я действительно оказалась под толщей мутной холодной воды.
Три…
Уши закладывает, и я действительно захлёбываюсь…
Отвратительная, раздирающая изнутри, горькая желчь стремительно заполняет пищевод, глотку, а затем и всю полость рта. По телу пробегает сильный спазм. Затем ещё раз. И ещё. И ещё… Меня рвёт прямо посреди улицы. Возможно, даже посреди дороги, потому что сквозь нарастающий в ушах гул едва разборчиво слышу автомобильный гудок.
– Эй! Убери, бля, свою дуру! – Затем следует пауза. Какой-то шум. Песок хрустит под тяжёлыми удаляющимися шагами кого-то.
– Мужик, ты чё?..
– Съебался отсюда.
– Всё-всё! Спокойно. Я понял… Ухожу.
Спазмы продолжаются до тех пор, пока организм не избавляется от всего, что только могло быть в желудке. На мою беду в нём почти ничего не оказывается, но даже так мой маленький персональный ад ослабляет хватку не сразу – постепенно возвращает способность более-менее нормально слышать, но не видеть. Перед глазами мутная пелена. Требуется некоторое время, чтобы осмыслить слова, сказанные мне откуда-то сверху чужим абсолютно незнакомым голосом:
– Ты в порядке?
Вопрос вызывает неконтролируемый смешок, который тут же перевоплощается в ещё один натужный холостой спазм желудка. Рвать больше нечем.
Пытаюсь подняться, но ноги всё ещё не держат – будто в них совершенно нет костей. Чувствительность тоже отсутствует. Кажется, что все нервные окончания вмиг атрофировались.
Кто-то подхватывает меня под мышки, без особых усилий вздёргивает вверх, тащит куда-то. Нет сил сопротивляться или кричать. И если даже этот человек сейчас решит прикончить меня… я скажу ему за это спасибо.
Меня усаживают на что-то мягкое. Нос улавливает едва различимый приятный запах… не могу разобрать чего именно. Тяжёлая рука ложится на затылок, крепко обхватывает и заставляет чуть запрокинуть голову. Чувствительные после контакта с обилием желудочного сока зубы отдаются неприятными ощущениями от соприкосновения с чем-то твёрдым. В рот попадает холодная безвкусная жидкость, устремляется дальше, вниз по глотке. Закашливаюсь. Мне дают пару секунд, а затем повторяют действо ещё раз. Финальным штрихом становится несколько не очень сильных, но приводящих в чувства ударов. Несколько пощёчин.
– Слышишь меня?
В глазах проясняется – вижу перед собой хмурое небритое лицо.
– Ты как? Скажи что-нибудь. Не молчи. – Затем следует ещё пара ударов по щекам.
Зажмуриваюсь, выставляю руки в слабой попытке защититься, отклоняюсь назад и едва не заваливаюсь на спину.
– Твою ж… – этот странный человек матерится, ловит меня за руку, усаживает обратно. Снова подносит к губам бутылку с водой. – Пей.
Отрицательно качаю головой.
– Я сказал, пей! – в голосе сквозит раздражение. Мозг подсказывает, что лучше не спорить. – Ты пьяная, что ли?
Снова качаю головой.
– А какого тогда хрена?
Напившись, возвращаю бутылку, но мужчина отмахивается, поднимается на ноги – до этого он сидел передо мной на корточках. Пару секунд смотрит хмурым изучающим взглядом, после чего задаёт следующий вопрос:
– Когда ела последний раз?
Поражает эта странная забота. Мне кажется это заботой, потому что на ум не приходит больше никаких вариантов. Если человеку плевать на тебя, он точно не станет выяснять причины твоего дерьмового состояния.
– Утром, – произношу почти шёпотом.
– Понятно, – он кривится, отворачивается, что-то высматривает в стороне, а затем прибавляет: – Думаю, у нас найдётся пара минут.
2
В полном молчании и тишине он привозит меня в неприметное кафе неподалёку от «Эры», заказывает суп-пюре с овощами и два кофе, а затем пристально наблюдает за тем, как я пытаюсь затолкать в себя хотя бы пару ложек нормальной еды. Удаётся ли мне это? Нет. И во многом благодаря присутствию этого мужчины, имени которого я даже не знаю.
