Хер там…
Сколько таких обломавшихся сук повидал? Как они потом обливаясь соплями, скулили и что-то там пиздели ещё сверху изображая из себя невинную простоту, думая, что подобная хрень сойдёт им с рук. Не сходила. Поучительный урок на остаток жизни и правило в карьеру будущей «актрисы», что не стоит играться с влиятельными дядями. Можно и по харе огрести.
А тут…
Уже в который раз смотрю на эту замухрыжку и вообще не понимаю, каким таким злым роком, не иначе, её занесло в «Эру», а уж тем более к Никольскому на хер. Эта точно не врала тогда. Точно сидела все дни дома, но никакого отравления не было… Было что-то другое.
Теперь-то понятно «что» …
«Пожалуйста… Хотя бы ненадолго», – как по заказу в мыслях материализуется её писклявый едва живой голос, следом перепуганные до смерти большие зелёные глаза.
Идиотка безмозглая. Нашла кого просить остаться…
– Что за бред?.. – Резко перестраиваюсь в другой ряд, подрезая кого-то. Сзади доносится нервный сигнал автомобильного гудка. Похер. Переключаю скорость и жму на педаль газа. Машина несётся вперёд с тихим утробным гулом, а на горизонте яркое вечернее солнце окрашивает густой пласт уходящих вдаль грозовых туч в насыщенные алые тона, будто окроплённые кровью.
Её образ всё ещё стоит перед глазами. Эти худые руки, лицо измождённое бессонницей и постоянным стрессом, тёмные круги под глазами, рассеянный взгляд. Она точно сидит на каких-то препаратах. В её аптечке оказалось просто нереальное количество всяких антидепрессантов, транквилизаторов и бензодиазепинов. И всё же… в сравнении с тем, что мне довелось видеть ранее, ей стало лучше.
Она меня не вспомнила. Не узнала. Сколько ей было тогда? Лет четырнадцать? Пятнадцать?
Больше девяти лет прошло. И тогда мы все были в масках, она не видела лиц, а голоса… Учитывая то, через какое дерьмо её затем протащила жизнь и как сильно эта самая жизнь проехалась по ней катком, думаю, всё-таки не узнала.
Оно и к лучшему, а остальное меня не касается.
Однако рука уже тянется во внутренний карман за мобильником, находит нужный номер. Пробью на всякий случай информацию, а потом уже решу, стоит она внимания Никольского или нет. Но если соврала… В этот раз девке будет край, и я не завидую её участи, потому что Яр её в порошок сотрёт, уничтожит. Буквально.
А внутри тем временем что-то скоблит, царапает отвратительно по внутренностям, ноет. Тогда пожалел, не позволил стае голодных волков разорвать на кусочки, а в этот раз? Ответ напрашивается сам собой – тогда ещё был молодым, зелёным, хотя и не сказать, что шибко-то гуманным или человеколюбивым. Я знал на кого работаю и чем предстоит заниматься. И это было привычно, пройдено. Тогда было насрать. Да и сейчас, в принципе, тоже. Таким, как я, заранее уготовано не много вариантов, как распорядиться жизнью на этой грешной земле. И если не сдох на той проклятой войне, потому что терять особо было нечего и возвращаться некуда, то и сейчас едва ли что-то сильно изменилось. Разве что в чудовище, видимо, не до конца превратился.
Или мне просто хочется в это верить…
И девчонке этой тоже отчего-то хочется верить. Сам не знаю почему. Хочется верить, что не могла она пойти на что-то подобное. Не согласилась бы. По крайней мере, не по собственной воле, не с корыстными целями или планами мести. Да она забитая вся, зашуганная! Когда в обморок хлопнулась, подумал, дуба дала от разрыва сердца. Не-е-ет… Сомневаюсь, что у такой хватит духу спустить курок.
Но куда интереснее другое… Как же звали того мента? Приятеля её папаши. Вот кого действительно нужно будет пробить по всем каналам с особым пристрастием. И если мудак хоть каким-то краем замешан…
– Здарова, Зима. Случилось чё? – знакомый голос в динамике сотового обрывает ход мыслей.
– Здарова, Рус. Инфу кое-какую нужно пробить. Конфиденциально. Лично для меня.
– Хм, какие вопросы. Скинь на почту чё-каво, я всё выясню.
– Хорошо. Ты сеструху свою давно видел?
Руслан задумывается, пару секунд пыхтит в трубку.
– Да дня три-четыре назад. А чё? Накосячила опять где?
– Да нет. Мне бы пересечься с ней… Поговорить надо.
– Ага, поговорить, как же! – и ржёт. – На дачу сгоняй. Она там, скорее всего.
– А с мобилой что?
– Да она там… – Рус заминается. – Хернёй какой-то страдает. Йоги, духовные практики. Сказала, что на две недели ушла в анабиоз.
– Чё-ё? – теперь моя очередь ржать.
– Вот я ей то же самое сказал, когда последний раз продукты привозил. Ты ей тоже че-нибудь захвати, а то сдохнет там с голодухи, дура.
– Ладно.
– Тебе это, инфу-то срочно надо?
Выдерживаю короткую паузу, задумываясь. Даже если допустить, что девка замешана в чём-то таком, сомневаюсь, что они решатся на радикальные меры уже сейчас. Скорее всего, пока будут прощупывать почву. И если я прав, а я прав – присмотрю пока за этой ненормальной. Время есть.
– Да не особо. Не напрягайся.
– Лады. Тогда на телефоне.
– Да, давай.
2
«Внедорожник трясёт и подкидывает на неровной убитой дороге, на которой и асфальта-то толком не осталось. Одни ямы да куски гравия. Снаружи, на улице полдень, а впечатление, словно вот-вот сумерки опустятся. Настроение у матушки-природы поганое вот уже несколько дней – противная морось, да серая рваная пелена облаков, а сквозь тонированные стёкла кажется, что оно и вовсе чёрное.
Бросаю короткий взгляд на малолетку, сидящую с левого бока. Всю дорогу ко мне жмётся, будто к родной матери. Да мне и не жалко. Пусть жмётся. Из всех присутствующих здесь отморозков, я, видимо, самый «адекватный». Хотя готов с этим поспорить.
Не думал, конечно, что так выйдет, что придётся малолеток всяких сопливых запугивать. Но шеф сказал, что это так… для профилактики и сильно прессовать нет нужды. Да и смысл? Она и так едва ли не под себя ходит, глаза поднять боится и хоть какой звук издать. Однако, как я уже говорил ранее, даже среди отморозков может найтись как относительно нормальный, так и совсем конченый…
Одного конченого пришлось поучить уму-разуму. Скорее всего, за эту выходку ещё выхвачу своё, а может, и нет. Мне в сущности-то насрать.
Тачка, наконец, заезжает на огромную территорию старых заброшенных складов в промзоне. Минуем КПП с давно отсутствующим шлагбаумом, затем ещё некоторое время лавируем меж обшарпанных заброшек лишённых окон, а где-то и дверей. Тормозим у входа в огромный ангар в закутке зданий. Место хорошее, неприметное, если кого валить здесь эхо на несколько десятков метров никто не услышит, ибо некому.
– Приехали, – оповещает водитель, после чего все оперативно покидают тачку.
Выныриваю в мерзотную сырость, не выпуская из правой руки автомат, а левой прихватываю под руку девчонку. Вытаскиваю следом за собой. Та ревёт, размазывая по лицу слёзы и сопли, но безропотно подчиняется. Смотрит под ноги, трясётся, и всё же будто инстинктивно не отходит от меня.
