Я так и стою в прихожей. Если сделаю шаг назад, то упрусь в дверь.
Андрей оставляет мобильник на столе, убирает руки в карманы джинсов.
– Завтра у Ярослава Викторовича намечается небольшой корпоратив, – начинает, наконец. – К пяти часам ты должна быть готова и при параде. Платье, косметика, причёска. – Замолкает, попутно разглядывая меня как-то странно, а затем прибавляет: – И улыбка. Завтра на твоём лице не должно быть этого затравленного выражения… Для твоего же блага.
Молчу. Я дышать боюсь не то, что отвечать.
– Всё поняла?
– А… куда мы?.. – закончить не успеваю, потому что Андрей перебивает:
– Твоё дело выполнять, что велено, а не вопросы задавать.
– Простите, – теперь я ещё больше ощущаю эту непонятную вину. В чём я виновата?! Почему чувствую себя виноватой?! И правда ненормальная… сумасшедшая!
– Ты всё поняла? – повторяет мужчина.
– Да.
– Надеюсь, платье в состоянии выбрать? Сходить в салон? Уж не законченная дура, вроде.
– Я всё поняла, – киваю. – Всё сделаю.
Затем молчим. Недолго, правда. Отчего-то Андрей склоняет голову набок, думает о чём-то.
– Если деньги нужны – скажи. Не хватит на что-то – позвонишь мне, я переведу, – кивает в сторону моего сотового, что так и лежит на письменном столе. – Номер свой тебе вбил.
И снова киваю.
– А платье… – хочу спросить, однако тут же затыкаюсь, поджимаю пульсирующие губы. Я вообще будто один большой оголённый нерв – прикоснись и меня обожжёт, будто куском калёного железа ткнули.
«Моё дело выполнять, что велено, а не…»
– Что? – всё же подталкивает Андрей.
– Вечернее или…
– Не слишком длинное, но и не те, что на пикник надевают. Там будут серьёзные люди.
Безумно странно говорить сейчас с ним о платье, «пикнике» и… Всё настолько неуместно, что кажется нереально.
– Поняла, – и опять кивок.
Андрей более не задерживается, сразу идёт к выходу. Только сейчас замечаю, что он даже не разулся… как и тогда. Отхожу в сторону, буквально вжимаюсь в стенку с вешалками и парой курток и кофт, что на них висят. Прежде чем выйти, мужчина бросает:
– В пять, чтоб была готова.
Ответ не требуется. Он и так знает, что выполню всё в точности, как сказано.
Глава одиннадцатая
Андрей (4)
1
Уже у самого выхода из коммуналки замечаю, как приоткрывается одна из вереницы дверей. Тот самый мужик, или вернее будет сказать дед, что открыл мне входную дверь, с мрачным видом просачивается в коридор, замирает и… Я даже сигарету до рта не доношу, настолько удивляюсь увиденному.
– А ты типа крутой фраер девчонок запугивать, – не спрашивает – констатирует.
– Дед, опусти ружьё, – говорю спокойно, и сам опускаю руку, меж пальцами которой зажата сигарета. Первая мысль дёрнуться за стволом, но что-то мне подсказывает, что стрелять он не станет. По крайней мере, пока. А даже если и успею выхватить пистолет…
Не-е-ет, он шмальнёт в меня раньше.
– От Лерки отвали, иначе кишки по всему полу будешь собирать.
Не удерживаюсь от широкой улыбки.
– Защитник, значит?
– Защитник-защитник, – дед пару раз кивает, однако в лице не меняется. Суровый. Я бы даже сказал матёрый тип.
– Так я тоже.
– Тебя в детстве мать, что ли, не воспитывала, не учила, что врать не хорошо?
– Так не было её, – произношу безразлично и дёргаю плечами.
– Последний раз говорю – от Лерки отвали. Она тебе не шаболда какая… Порядочная, тихая. Никого не трогает.
И то верно…
– Другую лярву себе найди. Девке жизнь не порти, – прибавляет затем, однако ружья так и не опускает. И самое главное – руки не дрожат. С виду алкаш-алкашом, худющий весь, высохший от палёной водки и дерьмовой жизни, рваная алкоголичка и затёртые старые треники висят на нём, как на вешалке, а руки не дрожат. Взгляд прямой, с хищным прищуром. Ружьё килограмма три весит. Сколько он тут с ним шарахается? Минут сорок? Но сомнений нет – шмальнёт если необходимость такая возникнет. Пугает пока, но шмальнуть дед не зассыт.
Всё-таки подношу к губам сигарету, закуриваю. Приподнимаю подбородок, чтобы выдохнуть дым в потолок, затем снова перевожу внимание на Леркиного «защитничка».
– Не могу, дед. Работа у меня такая.
Тот нехорошо прищуривается.
– Так ты смоги. Котелок-то, чай, варит. С виду на идиота не похож.
Усмехаюсь.
– Легко сказать, – в этот раз дед молчит, а я продолжаю: – Отвалить не могу. Так что шмаляй, если считаешь нужным… но ты же понимаешь – это ей не поможет. Не я, так другие придут, а они уже церемониться не станут. – Затягиваюсь, шумно выдыхаю дым через ноздри.
А дед тем временем продолжает молчать и молчит долго, но мне, собственно, торопиться некуда.
– На кого работаешь? Ксивы-то у тебя точно нет.
– Нет, – отрицательно качаю головой. – На Никольского.
Старое морщинистое лицо слегка вытягивается, густые с проседью брови ползут вверх, однако длится это секунду, не больше.
– Ах, ты ж сука… – только и выдаёт дед с невесёлой усмешкой, обнажившей редкие потемневшие зубы. – Долго живёт гондон поганый.
И в этот раз не в силах сдерживаться – улыбаюсь в ответ.
– Значит, и правда «не можешь»… – прибавляет затем тихо.
Киваю.
– Не могу.
Дед, наконец, опускает ружьё дулом в пол. Смотрит пристально, уже без ухмылки.
– Ей лечиться надо, по докторам ходить, а не с мудозвонами вроде твоего работодателя якшаться.
– Знаю, – вновь делаю утвердительный кивок. – Но уже ничего не поделаешь. Ей просто не повезло.
– Да, уж… Ей вообще не особо-то везёт.
Не отвечаю.
– Если с Леркой что случится – найду тебя. Понял?
– Понял, – киваю. Верю деду на слово, хотя и не сказать, что боюсь. Отбегал он уже своё, отстрелялся. Угрозы хоть и серьёзные, думаю, ему есть кого подпрячь на мокруху, но пустые. Хотя уважение отчего-то он во мне вызывает, спору нет.
Дед в последний раз стреляет в меня прищуренным взглядом и скрывается за облезлой дверью своей комнаты. А я, покинув убитую коммуналку, задумываюсь: сколько раз жизнь её в дерьмо носом тыкала, и ведь все равно находятся те, кто хочет помочь ей. Искренне. Вот и я по ходу… тоже из тех.
Никольский ещё днём звонил, сказал, что у девки телефон молчит – гудки идут, а ответа нет. Сказал смотаться, проверить. И если найду передать про завтрашнюю поездку. Решил девку с собой тащить.
