– Да… пожалуй, зверушек я… – хочу сказать «люблю больше, чем процесс их умерщвления», однако не успеваю закончить. Меня вновь касаются. Вздрагиваю и съёживаюсь, от ощущения большой горячей ладони теперь уже на пояснице. Она чётко и уверенно поглаживает мне спину.
– Вы ведь тут первый раз, верно? – спокойно и буднично интересуется мужчина, но у меня нет сил ответить. Меня словно посещает мощное и пугающее дежавю, сменившее старые декорации на более привлекательные. Однако ощущения остались те же.
Что происходит?..
Рука ползёт выше к лопаткам, а затем обратно вниз.
– Сколько вы берёте за ночь, Лера?
– Что?! – это не голос, это шумный выдох паники. Я отшатываюсь в сторону, но визитёр оказывается быстрее… и сильнее. Он хватает меня за запястье, не даёт сбежать.
– За ночь, Лера, – он серьёзен. Он дьявольски серьёзен даже несмотря на то, что до сих пор улыбается. – Или за сутки. Какой у вас прейскурант? Я заплачу вдвое. Оставьте ваш номер, и мы договоримся, после того, как вы закончите с Никольским. Вы, должно быть, недавно в этом деле. Никогда раньше вас не видел. Вы замёрзли? – последний вопрос звучит как истинное издевательство, даже голос такой невинный, такой будничный.
Я буквально немею. И глохну. Отчетливо ощущаю, как меня трясёт. Через секунду я не чувствую пальцев на ногах, на руках, а затем и конечностей вовсе. Мужчина не отпускает, крепко сжимает моё запястье, видимо, дожидаясь ответа.
– Ну же, Лера… Прикусила язык от щедрости моего предложения?
Для меня становится полной неожиданностью, когда он дёргает меня вперёд. Так сильно, что я не удерживаю равновесия и упираюсь ладонями в его грудь. Он не теряет времени даром, обнимает за талию. Буквально стискивает. Меня окутывает неприятной теперь уже тошнотворной смесью резких запахов – пота, тяжёлого одеколона или дезодоранта, который не в силах справиться с вонью, слишком горький запах сигарет и алкоголя. Чувствую, как второй рукой он сжимает мою задницу, и буквально леденею, обращаюсь камнем.
– Ты очень красивая… – неприятный запах изо рта касается моих губ и носа. Он продолжает наглаживать мои ягодицы. – И очень хорошо изображаешь святую невинность… однако, сейчас это ни к чему. Мы же оба понимаем, что…
Распахивается дверь. Резко и шумно. Гомон голосов и лёгкая ненавязчивая музыка буквально врываются в мой непрекращающийся кошмар и выталкивают из панического забытья, приводят в чувства.
– Павел Филиппович! – доносится знакомый голос.
– Андрей? – удивлённо выдыхает мой новый несостоявшийся насильник, явно не обрадованный, что ему помешали. – Что случилось? Ты не видишь, я занят.
– Ваша жена приехала. Она уже в зале.
И этот Павел Филиппович в ту же секунду буквально отскакивает от меня, как от прокажённой чумой, спешно поправляет пиджак, что едва-едва на нём сходится, галстук. Бросает злющий-презлющий взгляд в мою сторону, словно это я секунду назад пыталась залезть к нему в трусы, а затем отходит к Андрею.
– Где она?
– В последний раз видел её у барной стойки с Маргаритой Семёновной. Они о чём-то беседовали.
– Сука… – шипит, будто ядовитая змея. – Как всё не вовремя. Спасибо, что предупредил, Андрей. – После чего покидает терраску. Дверь издаёт приглушённое и тяжёлое «вжух», затем «бум» и «щёлк».
Округа погружается в первозданную глубокую тишину.
Только сейчас понимаю, что здесь даже живности никакой не слышно. Ни птиц, ни насекомых, ни каких-то других звуков природы.
Странно…
– Я думал, ты хоть немного с мозгами, – голос Андрея звучит тихо, ровно, не выдавая ни единой эмоции, и я только теперь понимаю, что он не ушёл. – Что это сейчас было?
Оборачиваюсь в ещё большем изумлении и шоке, чем пребывала до этого. Глаза расширяются, а брови сами собой ползут вверх.
– Что?.. О чём вы?
– Если собираешься скакать с хера на хер, то ты выбрала не то место, девочка.
Из-за яркого света, сочащегося сквозь большие панорамные двери и окна, на лице мужчины лежит глубокая, непроницаемая тень, будто маска. Бесформенная, гротескная, не передающая никаких эмоций равно, как и его голос.
– Никольский взял тебя под свою протекцию, но это не значит, что теперь ты можешь вытворять всё, что вздумается.
– Я не… – хочу оправдаться и тут же затыкаюсь. Какой смысл? Меня не послушают, понятно ведь.
– Я предупреждал тебя, – теперь в интонациях сквозит угроза. – Если не хочешь подохнуть в канаве с перерезанной глоткой, лучше не совершай ошибок. И постарайся сделать так, чтобы Никольский не узнал, что ты типичная шалава. Тебе же будет хуже.
Андрей не дожидается ответа. Незачем. Что бы я ни сказала – ему плевать. Снова доносится звук отъехавшей в сторону двери, короткий гомон голосов перемешанных с лёгкой музыкой, а затем тяжёлое «бум» и «щёлк».
По щекам текут неподконтрольные слёзы, а я так и стою на том же месте не способная пошевелиться и принять происходящее.
7
Возвращаюсь с терраски будто прозревшая. Словно мгновение назад этот жестокий и совершенно несправедливый ко мне человек отхлестал меня по лицу. Да так сильно, что щёки всё ещё продолжают гореть огнём, а с глаз слетели тёмные, почти чёрные очки, не позволявшие мне всё это время нормально видеть. Кажется, будто картинка вдруг стала чётче, детали яснее и лица из размытых бессмысленных пятен превратились в безразличных незнакомцев.
Там и тут я отмечаю их – эти прекрасные украшения своих нанимателей. Они отличаются от иных женщин присутствующих в просторном зале чрезмерной улыбчивостью и молчаливостью. Теперь я отчётливо вижу, какой мужчина пришёл на этот праздник жизни со своей супругой или как минимум любовницей, с которой успел провести уже достаточное количество времени, чтобы она стала хоть сколько-то ему близка, а кто с эскортницей, проституткой или просто шлюхой. Грубо, отвратительно, противно, однако правдиво. Какой из эпитетов ни подставь к этим прекрасным «украшениям» всё будет верно. Ведь их именно так и воспринимают окружающие, именно так о них и думают. Равно, как и обо мне. Каждый понимает свою роль и своё место… Мне тоже, видимо, пора бы понять и запомнить.
«И постарайся сделать так, чтобы Никольский не узнал, что ты типичная шалава…»
С губ срывается нервный и, должно быть, не совсем здоровый смешок. Возможно, кто-то в этот момент, наконец, обращает на меня своё бесценное внимание, но сейчас уже всё равно. Я подношу к губам бокал шампанского и выпиваю его почти залпом. Следующие несколько минут упорно занимаюсь самоуничтожением, а довершит сие действие мой персональный инквизитор. Старательно и со знанием дела унизит, изничтожит, сожжёт и превратит остатки меня в пыль.
И будто прочитав мои мысли, он возвращается через несколько минут. Я иду навстречу этому монстру и улыбаюсь, чётко осознавая, что до финального акта осталось всего ничего. По обыкновению он вторгается в моё личное пространство, обнимает за талию и тоже улыбается в ответ, однако его улыбка сквозит недоверием на жёстком лице.
