Через несколько минут, когда уже успеваю отъехать от дома Полины на достаточное расстояние, сотовый снова оживает – Рус.
– Алло.
– Есть кое-что занимательное. Подумал, тебя заинтересует.
– Говори.
– Помнишь тот счёт, на который Карбашов регулярно переводил деньги?
Динамик у телефона хороший громкий – Лера точно разбирает фамилию старого знакомца своего отца, потому что вижу боковым зрением, как дёргается, снова выглядывает из-под воротника плаща, а Руслан тем временем продолжает:
– Я тут решил кое-что проверить и…
– Дай угадаю. Бабки не так давно сняли?
– В яблочко! – подтверждает он, на что я не могу сдержать широкой улыбки.
Глава семнадцатая
Лера (10)
1
Мышцы сковывает ледяным спазмом. Я не могу пошевелиться, не могу вымолвить ни слова и глаз отвести не могу. Смотрю ошалело на эту странную, слишком уж довольную улыбку.
– Давно? – Андрей продолжает разговор с невидимым для меня собеседником, кажется, не замечая моего внезапно повышенного внимания. – Сколько прошло по времени и куда перевели? Счёт пробил?
Ему что-то отвечают, но на этот раз не удаётся разобрать слов, и всё же достаточно даже того, что уже услышала. Проскальзывает мысль, что он сделал это намеренно, специально позволил мне расслышать фамилию дяди Валеры. Карбашов. Тот, с кем говорит Андрей точно сказал – Карбашов.
Но что это значит?
Что происходит?
При чём здесь дядя Валера, и о каких деньгах и счетах речь?
Аритмичное сердцебиение пульсирует в висках и барабанных перепонках. Мне тяжело дышать – во многом из-за заложенного носа, из-за немой истерики, что притихла, затаилась, но не исчезла совсем. Я до сих пор не могу успокоиться, до сих пор не могу прийти в себя, осмыслить и осознать: ЧТО случилось в том чёртовом пансионате?! Перед внутренним взором то и дело возникает полыхающий адским пламенем силуэт. Его крик звенит в ушах не переставая, и только грохот выстрелов резонирует громче в состоянии его перекрыть.
– Я понял, – продолжает тем временем Андрей. – Сегодня не звони больше, буду вне сети. Позже сам тебя наберу.
Собеседник снова что-то отвечает или спрашивает.
– Да. Всё отбой. – Он кладёт сотовый на приборную панель, берёт сигареты, закуривает.
Слишком много курит…
Нервничает?
Меня мутит от одного только запаха табака, но я терплю. У меня нет выбора. Стараюсь дышать маленькими глотками и через нос. Я боюсь что-то спрашивать, вообще боюсь произнести хоть слово. Потом… Потом я обязательно позвоню дяде Валере, узнаю, что происходит. Он поможет. Как и всегда… Не бросит в беде…
Опускаю веки, потому что перед глазами плывёт, как у гонщиков ралли во время соревнований. Слышала, это выглядит, будто размытый тоннель, в центре которого небольшой чёткий круг – у меня это фрагменты быстро мелькающих за стеклом деревьев, домов, машин, асфальта. Сумерки медленно опускаются на город, низкое пасмурное небо накрывает окружающий мир тяжёлым полумраком.
Скорей бы уже оказаться дома… Скорей бы…
С левой стороны что-то негромко жужжит, затем по лицу мягко проходится холодный воздух. Дышать становится легче, а моя внутренняя тьма тем временем сгущается, становится плотнее, унимает жуткую болезненную дрожь, заставляя мышцы расслабиться… до тех пор, пока не забирает меня в беспокойную больную дрёму.
2
Меня не будят. Организм выбирается из темноты и бессознательности самостоятельно, когда понимает, что машина остановилась. Выныриваю из-под воротника плаща и на несколько секунд теряюсь – Андрея за рулём нет. А когда выглядываю наружу, паника только усиливается. Меня привезли не в мой двор, не домой. Мы за городом! Вместо грязно-песочного фасада, разбитого асфальта и старинных обшарпанных высоких окон за лобовым стеклом просматриваются чёткие очертания кирпичной стены одноэтажного частного дома и тёмная металлическая дверь под таким же тёмным металлическим навесом. Участок вокруг обнесён высоким забором, сквозь который ничего не видно.
– Где я?.. – Дёргаю ручку двери, но она не поддаётся. – Куда…
Входная дверь частного дома распахивается, оттуда выходит Андрей. Сразу направляется к иномарке, хмуро глядя куда-то в область бампера, однако уже через мгновение его взгляд перескакивает на меня. Когда мужчина обходит машину со стороны пассажира, достаёт из кармана джинсов ключи, чтобы снять блокировку, я уже готова броситься на другую сторону, выбраться через дверь со стороны водителя и бежать. Бежать так быстро и так долго, как только позволят силы и страх.
– Что ты?.. – Андрей хватает меня за шиворот, как нагадившего щенка, как только дёргаюсь в противоположную сторону. Ему приходится залезть в салон следом за мной, потому что я уже добралась до ручки двери и…
– Какого хрена творишь?
– Отпустите меня! Куда вы меня привезли?! – из груди уже рвётся новая волна истерики и слёз. Зачем он привёз меня сюда?! Что собрался делать?!
– Да угомонись ты, дура! – огрызается, перехватывает одной рукой за талию, под животом, грубо вытаскивает из машины.
Брыкаюсь в попытке вырваться, кричу… недолго – рот затыкают ледяной ладонью. Андрей легко подтаскивает меня к входу в дом, отпирает дверь. На меня обрушиваются темнота и теплый немного затхлый воздух. Впереди с трудом различаю очертания широкой лестницы, на которую уже через мгновение меня усаживают.
– Сиди смирно, – рычит мужчина, сжимая пальцами мои щёки. – Я ничего тебе не сделаю. Прекрати истерить, – а затем уходит, хлопнув дверью.
Щёлк!
Адекватное мировосприятие отключается внезапно, быстро. Меня накрывает ледяной волной неподконтрольного животного ужаса. Стоящая перед глазами темнота рисует кошмарный гротескный образ… чудовища. Сердце подскакивает к глотке, руки и ноги немеют, а в груди разгорается жгучее пекло, раздирая лёгкие на куски. Больное воображение воссоздаёт картины того злосчастного утра, изощрённо и мастерски смешивая их с образом мёртвой матери, её стеклянных смотрящих в пустоту глаз. Не могу дышать, не могу шевелиться… или мне так только кажется. Откуда-то изнутри рвётся странный нечленораздельный вой. Он пугает, потому что мне не принадлежит…
Меня здесь нет…
Нет!
Едва разборчивые очертания прихожей вдруг переворачиваются с ног на голову, кажется, я сползаю в самый низ лестницы, зажимаюсь в каком-то углу, закрываю ладонями рот и вою. Так громко, что закладывает уши, а в голове колотится в паническом приступе об стенки черепной коробки одна единственная мысль:
«Я умираю! Прямо сейчас… У-ми-ра-ю!»
Снова что-то щёлкает. Меня ослепляет ярким светом, буквально взрывает глазные яблоки болезненной вспышкой. Ничего не вижу и только…
