Коротко осматриваюсь. Обстановка простая, аскетичная, без излишеств. Минимум мебели, никаких ковров или картинок на стенах, никакой техники типа телевизора или хотя бы радио, даже занавесок на окнах нет.
Андрей возвращается из соседней комнаты, держа в руках два свёрнутых пледа и большой махровый халат нежного розового цвета. Мужчина вряд ли станет носить такой. Почему-то эта дурацкая мысль даёт эфемерную надежду… Сама не знаю на что.
Он кидает оба пледа на диван, протягивает халат.
– Переоденься.
Отрицательно качаю головой. Должно быть, так по-детски.
– Хочешь простыть и сдохнуть? – с нажимом вопрошает Андрей, выгибая одну бровь. – Это теперь твой новый план самоумерщвления?
Мне вдруг хочется рассмеяться. Нервное. Но вместо этого я просто качаю головой, забираю халат из его протянутой руки. Мужчина тут же отворачивается и выходит из дома, негромко хлопнув дверью. А я ведь уже успела смириться с мыслью, что придётся раздеваться прямо перед ним. Не пришлось…
И на том спасибо.
Уверена, кто-нибудь сказал бы сейчас, что это безумие. Что я сумасшедшая идиотка, если всерьёз собралась тут раздеваться, надевать на себя какие-то странные халаты и… А что, собственно, будет после этого самого «и»? Мне придётся с ним спать? Зачем он привёз меня сюда? Где мы вообще?
Я боюсь ответов.
Ровно так же, как и находиться в этом жутком неведении…
Во второй раз дверь негромко хлопает, когда я уже переоделась и, без стеснения, завернувшись в один из пледов, забралась с ногами на диван. Мне всё ещё плохо, меня всё ещё мутит, голова немного кружится, словно только что слезла с карусели, и жутко клонит в сон, но я всё же нахожу в себе силы, чтобы задать хоть какой-то из вереницы путающихся в голове вопросов:
– Зачем мы здесь? – голос звучит глухо и хрипло. Связки мне ещё отомстят за этот срыв.
Андрей уже успел снять с себя мокрую одежду, по крайней мере, какую-то её часть и теперь стоит у открытого окна раздетый по пояс и курит. Пистолета на своём привычном месте, за поясом джинсов, не видать. Снаружи темно.
– Здесь безопасно, – сухо роняет он, не оборачиваясь.
Безопасно?
– А… кому-то угрожает опасность?
Мужчина, наконец, обращает на меня внимание – выглядит искренне удивлённым.
– Ты серьёзно не понимаешь во что вляпалась?
Поджимаю губы, и правда, чувствуя себя неразумным ребёнком. Кажется, словно все вокруг знают что-то, что мне недоступно и издеваются, но я понимаю, о чём речь… почему-то только сейчас до меня начинает доходить и Андрей читает это в выражении моего лица:
– Он грохнет тебя, если узнает, что ты дочь Равицкого. Или ты думала, что очень умная и сумеешь всех перехитрить?
Опускаю взгляд, качаю головой.
– Нет. Я не думала, что так получится… Вообще ничего не хотела. Ответы только… искала. Хотела… Вы правы – я идиотка. – В горле материализуется болезненно давящий комок и голос из-за этого становится ещё тише: – Теперь меня убьют, как папу… маму… брата и Лизу.
– Да, – без капли жалости произносит Андрей. – Убьют. Только перед этим будут пытать, затем пустят по кругу, а уж только потом… – он снова отворачивается к окну, говорит что-то ещё, но я не слышу, не могу разобрать.
Легче не стало. И яснее тоже.
– Почему не рассказали? Вы ведь не рассказали, раз меня не… Зачем помогли?..
Он долго молчит. Слишком долго. Это молчание вкупе с царящей в комнате и снаружи тишиной натягивает нервы тонкими струнами, выворачивает наизнанку внутренности, блуждая по ним ледяной струёй жидкого азота. А когда ответ всё-таки звучит, понимаю, что это совершенно не то, что я хотела бы услышать:
– Самое глупое, что ты сейчас можешь сделать – это поверить, что я твой друг. Это не так… У тебя нет друзей, Лера. Только враги. И твой отец очень сильно постарался, чтобы эта ситуация стала почти неразрешимой.
– Мой отец… – мне не дают даже попытки его оправдать:
– Твой отец был подонком и убийцей. Он сломал много жизней – таких же, как твоя, твоей матери, брата и его невесты, прежде чем эта людоедская мясорубка перемолола и его тоже. Вместе с семьёй. Тебе повезло… – Андрей усмехается, но усмешка эта кривая, горькая. – Если можно так выразиться. Ты могла начать всё сначала. По крайней мере, у тебя был шанс… Теперь уже поздно.
На долю секунды мне кажется, что в последних словах он говорит скорее с самим собой, нежели со мной.
– Вы меня убьёте?
И снова Андрей молчит, то ли обдумывая ответ, то ли просто погрузившись в какие-то свои мысли.
– Нет, – он коротко качает головой. – Незачем.
– Тогда для чего вы меня забрали? Не просто же так?
Андрей снова оборачивается, долго смотрит на меня. Светлые глаза холодные, без единого намёка на эмоции, кажется, будто рентген видят насквозь и в то же время… не замечают меня. Взгляд пустой, отсутствующий.
– Лучше поспи. – Он отворачивается, тушит окурок в пепельнице, сделанной из чёрного стекла, закрывает окно. – И не трясись… не трону тебя. Завтра решу, что с тобой делать.
Последние слова роняют внутри крохотное зёрнышко необъяснимой извращённой надежды и одновременно низвергают в пучину отчаяния. Разумеется, он не скажет правды, ничего не объяснит и сбежать не позволит. Ему что-то от меня нужно, но будь я проклята, если бы с меня хоть что-то можно было взять. Я в растерянности и абсолютном непонимании происходящего. И ещё тот разговор…
Что с дядей Валерой?
Всё ли с ним хорошо?
Внутренне я всё ещё отказываюсь верить, что дядя Валера Карбашов, лучший друг моего отца, может быть замешан в чём-то подобном. В каких-то криминальных разборках, в попытке убить…
Что-то колет в сердце. Больно. И тошно.
Он ведь доставал мне те таблетки, помогал, хотя и понимал прекрасно, что это незаконно. И я понимала. Даже когда стала сама их покупать… знала. Всё прекрасно знала и всё равно шла на это. Мало того, что не в себе, так ещё и наркоманка. Да. Это истина. Горькая. Являющаяся сутью последних лет моей жизни и меня самой… Так кто же сказал, что дядя Валера на самом деле хороший человек? Разве я могу знать наверняка? Мой отец тоже всегда казался мне хорошим человеком. Он был полицейским. Всю свою жизнь. Он должен был охранять порядок и закон, помогать людям, а сам…
Вытираю слёзы.
Нет. Я не буду плакать. Не снова… Хватит. Я уже достаточно наревелась, достаточно была слабой и беззащитной, достаточно позволяла вытирать о себя ноги и пользоваться собой кому и как заблагорассудится. Если Андрей не сдал меня этому монстру, до сих пор не рассказал, значит, у него есть на то причины, значит действительно ему что-то нужно. Пусть берёт, я всё равно уже слишком давно и, кажется, безвозвратно не хозяйка себе и собственному телу. Но кто знает, быть может, это и есть именно тот шанс, именно та правда и те ответы, за которыми я так безрассудно отправилась в «Эру», по-честному, ни на что особенно не рассчитывая.
