Делаю, как велено – ложусь на бок, укладываю голову на одну из подушек, пахнущих то ли цветочным кондиционером, то ли духами, сворачиваюсь в позу эмбриона и закрываю глаза. Кажется, что вот-вот должна уснуть, мгновенно провалившись в забытье, но нет… Даже после двух мощнейших потрясений, после влитой в меня водки организм всё ещё находится в напряжённом состоянии, готовый в любой момент обороняться. Меня трясёт. Руки и ноги ледяные, никак не могу отогреться.
Я слышу, как Андрей некоторое время бродит по комнате. Тихо, очень тихо. Его перемещения будто лёгкий едва разборчивый шелест, словно хищник на охоте. Он тоже напряжён, тоже чем-то обеспокоен… Жаль, что не могу узнать, чем именно.
А потом спустя какое-то время, он вдруг садится на край дивана. Чувствую, как прогибаются под тяжестью его тела пружины. Мышцы тут же деревенеют, сердце учащает ритм, испуганно колотится о грудную клетку. Несколько минут ничего не происходит. Он просто сидит, не двигается даже. Но проходит ещё несколько секунд, и Андрей ложится рядом. Слишком близко ко мне. В глотке застревает панический вопль, который стихает и исчезает вовсе, когда понимаю, что мужчина накрывает меня вторым пледом. Сам укрывается тем одеялом, что уже было здесь, накидывает один его край поверх меня, после чего аккуратно обнимает, не совершая ни единой попытки пробраться под мою смехотворную защиту и, кажется, засыпает.
3
На следующее утро обнаруживаю, что в доме я одна. За окном всё так же пасмурно, но дождя нет. Попытка проверить входную дверь подтверждает догадки – меня заперли. Видимо, Андрей уехал ещё рано утром, закрыл меня здесь, уверенный, что не рискну сбежать.
И в этом он оказался прав… Не рискну.
Для такого шага нужно быть, по крайней мере, хоть немного смелым человеком, способным придумать способ выпутаться из той ситуации, в которой оказалась, а это точно не про меня.
На фоне вчерашней истерики чувствую себя лучше, однако меня по-прежнему разбирает на части страх, непонимание и нехорошее предчувствие, поселившееся где-то в груди и обвившее своими холодными мокрыми щупальцами сердце. И лишь спустя несколько часов после пробуждения я понимаю, с чем именно оно связано – в сумочке нет таблеток. Он забрал их. Все до единой. Равно, как и мой сотовый телефон и даже, чёрт возьми, деньги! Предусмотрительный. Теперь я буквально отрезана от внешнего мира. И даже если допустить, что я прямо сейчас вылезу наружу через окно, переберусь через забор и всё-таки рискну сбежать… Я не знаю, где нахожусь, насколько далеко от города, но самое главное… я не знаю, как скоро чудовище начнёт искать и меня тоже. Не для того, чтобы в очередной раз оттрахать, дать бабок и отправить домой, а для того, чтобы уничтожить.
4
Поздно ночью меня будит тихий скрежет в замочной скважине. Мышцы непроизвольно напрягаются и я вся обращаюсь в слух. Быстро откидываю в сторону плед, соскакиваю с дивана, запахиваю плотнее халат, отхожу к дальней стене, судорожно ища взглядом что-нибудь, что можно использовать для самообороны. Здравый смысл кричит:
«Он ведь сказал, что здесь безопасно!»
Но тело и инстинкты живут своей собственной жизнью. Их тандем привык не доверять никому… даже собственному рассудку.
Хватаю с комода кружку, из которой почти весь день пила воду, прижимаю её к груди и устремляю перепуганный взгляд в сторону входа.
Открывается сперва наружная дверь, замок глухо щёлкает. Шагов почти не слышно, словно некто вошёл внутрь и тут же замер или вовсе передумал пересекать порог, так и оставшись на улице, под покровом темноты…
Нет… Кто-то идёт…
Осознаю это перед тем, как распахивается вторая металлическая дверь, ведущая из прихожей с лестницей в гостиную. Грубый шелест пакетов разгоняет по углам комнаты глубокую тишину ночи, что-то глухо ударяется о покрытие ламината, снова щёлкает закрывшийся замок, а затем под потолком загорается свет. Яркая вспышка неприятно и болезненно бьёт по воспалённым привыкшим к темноте глазам. Зажмуриваюсь, однако успеваю замахнуться, растерянная и не понимающая в кого и куда собираюсь бросать несчастную кружку.
Визитёр замирает в дверях, кажется растерянный не меньше моего. Сквозь мутную поволоку, сильно щурясь и хмурясь, выхватываю плохо различимые очертания… парня. Мальчишки совсем… Нет! Это…
– Твою мать… – произносит тот самый мальчишка крепким, однако девчачьим голосом. В тоне отчётливо сквозит недовольство. – Андрей! Ты совсем охренел?!
К глазам постепенно возвращается способность видеть. «Парень» скидывает с головы капюшон чёрного бесформенного и скорее мужского, чем женского худи, переступает огромные пакеты заполненные, как мне кажется, продуктами и уверенной походкой, даже не разуваясь проходится по дому – сперва ванная комната, затем окидывает хмурым взглядом гостиную, после идёт в спальню и, не обнаружив искомого, останавливается в паре шагов от меня.
Спешно прячу кружку за спину, почти прижимаюсь лопатками к стене.
– Его нет, – произношу тихо.
– Да уж вижу, – огрызается девушка, даже не пытаясь казаться дружелюбной.
Некоторое время рассматриваем друг друга, изучая.
Та кого я приняла, за парня оказалась худощавой, невысокой девчонкой. Девушкой. Примерно одного возраста со мной и одного роста, однако мне можно дать скидку хотя бы за то, что девчонка эта одета, как самый натуральный мальчишка, мальчуган-сорванец, к тому же ещё и волосы короткие – модельная стрижка с выбритыми висками, затылком и взъерошенной копной волос, которая в данный момент очень удачно свалилась на одну сторону, словно так и задумано. Высокие строгие скулы, чувственные губы, прищуренные недоверчивые и в то же время пронзительные серые глаза. Помимо худи на ней свободные, похожие на армейские, чёрные брюки с широкими резинками, чуть задравшимися вверх и оголившими лодыжки. За спиной рюкзак, тоже чёрный, а на ногах массивные мужские кроссовки того же цвета, что и всё остальное.
Таращусь на неё как дура, и совершенно неуместно думаю о том, какая она красивая. В этом своём неряшливом, так не свойственном обычной среднестатистической девушке амплуа.
– Как звать?
От неожиданного вопроса вздрагиваю, и тут же становится стыдно за собственную трусость.
– Да не бои-ись, – она развязно усмехается. – Не кусаюсь. Аня, – и протягивает мне раскрытую ладонь, сделав пару шагов навстречу.
Прочищаю горло, произношу в ответ, принимая рукопожатие:
– Лера.
– Валерия, значит, – кивает эта Аня, после чего ещё раз окидывает меня оценивающим взглядом. – А этот придурок где? Почему бросил тебя здесь одну?
Пожимаю плечами. Я и сама не отказалась бы знать ответ хоть на один из заданных выше вопросов.
– Понятно, – Аня тяжело вздыхает, поворачивает голову в сторону кухни, затем возвращается к оставленным у двери пакетам, скидывает обувь, рюкзак, перетаскивает продукты в кухню.
