– Вот же мудозвон… – парень вытягивает широкую улыбку, откидывается на спинку массивного компьютерного кресла и закуривает.
Его облапошили. Надули. Развели, как маленькую девочку. Работа для Андрея Зимцова оказалась не более чем липой, натуральной подставой, проверкой самого себя же на наличие ошибок в задуманном плане. Рус заметил эти маленькие нестыковки ещё в самом начале работы. Он да, но другие…
«Едва ли…»
Без должных навыков, опыта работы, чутья Руслана и страсти к своей деятельности, наплевав на её незаконность. Именно это и нужно было Зимцову – чтобы всё выглядело правдоподобно, чтобы затем подсовывать липовые документы и отчёты своей деятельности…
«Кому?»
Ответ напрашивается сам собой – своему шефу. Чтобы отвести от себя любые подозрения, чтобы подставить того, кто вполне был способен организовать покушение, взрыв, прогремевший несколько дней назад. Об этом до сих пор болтают по новостям, ищут виновных. Не очень успешно, потому что тот, на кого Зима решил повесить всех собак изначально тоже был не так прост. Андрей предполагал, что Карбашов не дастся бандитам Никольского так просто, а значит, сам того не ведая выиграет для него ещё немного времени.
Единственное, что оказалось правдой во всём этом бардаке – счёт с деньгами, на который Карбашов регулярно переводил средства для Равицкой. Только вот сейчас этих денег там уже не было. Списаны несколько часов назад и переведены на очень подозрительный счёт где-то на Кипре. Дальше Руслан решает не искать – ему уже не интересно, потому что главную загадку он разгадал. Остальные же счета, данные, бабки и информация о переводах – фикция. Они никогда не принадлежали Карбашову и он не имел к ним никакого отношения, однако теперь уж…
«Какая в сущности разница…»
Процесс линчевания и обезглавливания виновных и не виновных запущен. Схема получилась топорная, но действенная. Андрей явно давно к этому готовился, благодаря Русу и его работе перестраховался – водил за нос своего шефа и, вероятнее всего, уже длительное время. Очень скоро Зимцов поимеет с этой махинации огромную кучу денег, свалит за границу, и Руслан когда-нибудь обязательно спросит с него за эту дерьмовую ситуацию, а пока…
Он отталкивается от спинки кресла, тушит бычок в переполненной пепельнице, хватает мышку, парой нажатий закрывает все окна на рабочем столе компьютера, после чего выделяет папку с отчётом и нажимает на клавиатуре Delete. Затем ещё несколько секунд, чтобы уничтожить остатки файлов и забыть, что вообще когда-либо видел их.
Своё любопытство Рус удовлетворил, однако больше никто правды этой не узнает.
3
Андрей не замечает слежки. Даже несмотря на то, что в последнее время слишком напряжён, слишком нервозен и параноидально недоверчив. А быть может, именно поэтому. Система даёт сбой, перегревается, отключает питание на считанные секунды, но и этого оказывается достаточно. Считанных секунд.
Та, что следит за ним, разумеется, не обладает какими-то исключительными навыками или способностями к слежке. Ей просто везёт. Она оказывается в нужное время в нужном месте и происходящее забавляет, кажется этакой интересной игрой, будоражащей кровь, пускающей по венам и артериям адреналин.
Если прямо сейчас спросить, зачем делает это, едва ли найдётся дать вразумительный ответ. Слишком давно выедает изнутри неудовлетворённость, обида, жгучая ревность, зависть даже. Она ждёт слишком давно. Надеется, конечно же, и одновременно понимает – он бабник, настоящий кобель и подонок, однако она не может справиться с собой. Столько времени убито, столько сил потрачено, а он по-прежнему не желает сделать шаг навстречу, перейти на другой уровень отношений, более серьёзный. Уж ему-то под силу подарить красивую жизнь, о которой она так мечтает, вытащить из нищеты и рабского абсолютно неблагодарного труда на этого жирного борова Михалыча, чтобы, наконец, перестать обслуживать за бабки всяких мудаков.
Чем она хуже других?
«Ничем!»
Да, и у него тоже всегда было много партнёрш, множество связей – она приняла бы, закрыла бы на это глаза если бы только позволил, дал шанс. Но он так и не дал, а она, кажется, начинает сходить с ума, поддаваться эмоциям… нет, не любви, конечно. Скорее эгоизму, въедливому и настойчивому желанию обладать, быть на главенствующей позиции среди прочих сук, быть значимой, важной. Каждая женщина в глубине души мечтает об этом, даже если утверждает обратное – эта установка давным-давно вшита в подкорку обществом, – а женщины подобные ей ни о чём другом мечтать не могут. Просто потому что не умеют, не знают, как это. Им не с чем сравнивать, не у кого научиться. Вот и она, давно запуталась и погибла в этой липкой паутине.
Он и раньше пропадал, но в этот раз…
В этот раз что-то было по-другому. Она поняла это как только увидела его спустя почти две недели. Смотрел иначе, вёл себя иначе, не захотел взять её. Впервые не ощутила исходящей от него привычной животной похоти.
«У него кто-то появился. Какая-то другая женщина. Более важная, чем я… Чем Я!»
И вот она уже следит за ним. Уверенно. Пристально. Будто гарпия, выслеживающая добычу. Помешанная на мечтах о красивой жизни, убеждённая, что заслуживает! Спустя долгие минуты ведомая уже не забавой и адреналином, а горькими, ядовитыми эмоциями, отказываясь признавать правду, не понимая, чем может обернуться эта безумная погоня. И она находит то, что искала, что хотела найти. Видит то, что пожелала увидеть и понимает всё так, как захотела понять.
На пороге его квартиры (а она не сомневается, что квартира его, даже несмотря на то, что ни разу в ней не бывала) она видит девушку, слышит робкий мягкий голос, когда дверь открывается и та произносит тихое:
– Это ты?
По телу пробегает колкая отвратительная дрожь неверия, которой уже спустя несколько секунд суждено перерасти в злость, а затем и в ненависть. Она узнаёт этот голос. Чёрт возьми, узнала бы его из тысячи голосов! Даже не разглядев толком ту, что осмелилась занять место по праву принадлежащее ей…
Она слишком много вложила в это, слишком много времени потратила…
– Я, – короткий утробный смешок, кажущийся ей таким мягким и нежным. Таким, которых он никогда не дарил ей, никогда так с ней не разговаривал. – А ты кого ждала?
Дверь глухо захлопывается, щёлкая замком, а она ещё долго стоит на лестничной площадке между этажами. Тяжело и прерывисто дыша, всё глубже и глубже погружается в чёрную холодную пучину своего отчаяния, своей злости, лишь только возникающей ненависти, что впоследствии спалит дотла всех. И её саму…
Домой возвращается зарёванная, вся в слезах. Ей наплевать, что может подумать таксист. Да тот и не спрашивает, не интересуется. Ему нет дела. Заплаканная, с размазанной по щекам тушью, опухшим лицом поднимается к себе на этаж, входит в квартиру тихо, когда и сын, и бабуля уже давно спят.
Оно и к лучшему. Не нужно им видеть её такой.
