А уже следующее утро подкидывает возможность отомстить. Ранить обоих так же сильно, как посмел ранить её этот козёл!
Своевольный уход с рабочего места, естественно, оборачивается материальным наказанием. Михалыч разносит её в пух и прах, долго орёт и материт, как и всегда грозится уволить, но разумеется не увольняет. Вместо этого снова накидывает сверхурочных без оплаты, чтобы в другой раз неповадно было. Не впервой и всё равно обидно. Расстраивается, злится ещё сильнее, ведь почти не спала, начальник выгнал на работу с утра пораньше, да ещё и увиденное вчера… Но злится недолго, потому что случай бросает по новой кости, даёт возможность отыграться – через некоторое время в «Эру» приезжает крутой бандюк. Тот самый, что трахал эту суку, Лерку.
Она не раздумывает, не взвешивает все за и против. Слишком ярка ещё обида, слишком едка боль и злость, слишком мало времени прошло. Но она не жалеет. Ни в этот момент, ни потом, когда станет свидетелем кошмарной расправы над той, что посмела посягнуть на её собственность. На возможность стать счастливой и жить так же хорошо и красиво, как давно представляла в своих мечтах.
За работой случайно подслушивает разговор начальника с Никольским, выхватывает мельком невзначай брошенные слова: что Лерка оказывается, та ещё змея, что легла под бандита нарочно, что стучала всё это время, вынюхивала для мента какого-то, приложила руку к покушению, что погиб из-за неё кто-то и что теперь ищут их обоих. Однако Михалычу даже напрягаться не приходится, ведь она уже знает, где искать. Знает к кому сбежала Лерка-шкура и знает теперь, как можно ей отомстить.
И когда суку-предательницу через пару часов буквально за волосы приволакивают в закрытый и пустой клуб, она находится всё ещё там. Всё видит. До мельчайших подробностей и деталей. И улыбается… про себя. Ликует и радуется, что так быстро свершился суд над тварью, которая столько времени прикидывалась невинной овечкой. И не жалко ни капельки. За свою наводку и помощь она тут же получает не только удовлетворение собственных злости и ненависти к суке, но ещё и приличную материальную поддержку. Такую приличную, что можно годик другой вообще забить на работу, уйти из этого осточертевшего до зубовного скрежета гадюшника… Но уходит она не сразу – с упоением слушает, как орёт, умоляя, скуля и рыдая сука, когда её буквально за волосы волокут к подсобным помещениям, когда один из бандитов Никольского избивает её: под дых, по лицу, в голову. Наблюдает, как течёт её гнилая гадкая кровь и молит Бога, чтобы суку эту непременно ещё и изнасиловали.
Всей толпой…
«Так тебе и надо, шалава драная!»
Покидает «Эру» довольная собой. Полностью удовлетворённая раскладом. Одно только становится неожиданностью – Андрея вероятнее всего тоже грохнут. Когда найдут. Слышала, как один из охранников Никольского обмолвился, что Андрей тоже замешан оказался, предал своего шефа. Но грусть от осознания этой истины проходит, как только она заглядывает в пузатый бумажный пакет набитый зелёными купюрами.
«И ладно… Пусть убьют. Не он первый, не он последний. Так ему и надо… Заслужил сполна».
Глава двадцать третья
Лера (13)
1
Голос срывается и пропадает спустя считанные секунды. Одним хорошо поставленным ударом из меня буквально вышибают всё дерьмо, а от следующего удара в голову перед глазами возникают сперва яркие пятна, после чего наступает темнота.
– Закрой пасть, сука… – Здоровенный бритоголовый мужик буквально волоком тащит меня за волосы через пустынную мрачную утробу «Эры». Единственное на что хватает сил – это кое-как перебирать босыми ногами в попытке облегчить собственное положение.
Крики сменяются осипшим едва разборчивым воем. Меня колотит. От неимоверного напряжения, от холода, потому что из квартиры выволокли в трусах и одной лишь майке на голое тело. Мне страшно. Потому что не на кого рассчитывать в этот раз. Некому меня спасать. Дядя Валера по слухам где-то прячется или и вовсе мёртв, а Андрей… Я уже давно подозревала, что он в чём-то замешан. Тот взрыв. Билеты на самолёт, документы, деньги – он собирается бежать. Возможно, уже сбежал. Тогда он знал, что я буду в том доме, знал, что случится, знал, что я тоже могу пострадать или вообще погибнуть… Ему не было до меня дела тогда и нет сейчас. И пусть я обещала себе быть сильной, обещала не сдаваться и бороться.
Я не смогу… Это глупо…
Равносильно тому, чтобы пытаться остановить товарный поезд на полной скорости. Я не выберусь живой. На этот раз всё… И только животный страх раздирает грудную клетку, заполняет внутренности отупляющей паникой.
Когда зрение возвращается, перед глазами мелькают знакомые очертания, предметы мебели, замечаю Сергея Михайловича в дальней части танцпола, рядом с широкой лестницей, ведущей на второй этаж. Он бросает на меня короткий взгляд и отворачивается, будто бы ничего не происходит. Рядом ещё какой-то мужик и… она. Настя. За долю секунды перед тем как меня втаскивают за массивную дверь подсобки вижу, как этот мужик передаёт блондинке бумажный свёрток. Осознание приходит мгновенно:
«Деньги…»
Откуда она могла узнать?..
И снова слепну.
Яркая вспышка множества люминесцентных ламп, усиленная белой поверхностью покрытых кафелем стен и пола, лишает возможности нормально ориентироваться в пространстве. Глаза буквально жжёт, виски и лоб сдавливает приступом острой боли, места ударов пульсируют. Окружение мелькает неразборчивыми фрагментами и рассыпается, будто сюрреалистичная цифровая картинка. Огромная кухня, коридоры, лестницы и двери. Какие-то люди, чьи-то ноги и голоса… Незнакомые голоса смешиваются в отдалённый сумбурный гомон. Сердце, вот-вот готовое остановиться, бешено гоняет по венам и артериям ледяной жидкий азот вместо крови. Сиплый вой перерастает в хрип, а затем в прерывистое частое дыхание – меня поглощает приступом панической атаки.
Воздуха не хватает…
– Пожалуйста, – вырывается нечленораздельное, но меня игнорируют. Продолжают куда-то тащить.
В какой-то момент перестаю соображать, что происходит, отключаюсь, затем снова прихожу в себя. Окружающий мир вдруг застывает, словно кто-то поставил его на паузу, а затем резко дёргается, подпрыгивает и переворачивается. Височную область вновь пронзает тупой болью, вновь на короткое мгновение темнеет в глазах. До сознания медленно, словно через густую смолу доходит – меня притащили в замкнутое плохо освещённое помещение. Всюду коробки, металлические стеллажи. Чертовски холодно и страшно.
Дверь глухо захлопывается.
– Встать! – орёт бритоголовый после того, как сам же швырнул на грязный бетонный пол…
Это склад…
Снова хватает за волосы на затылке, дёргает вверх. Хочу схватить его за руку и получаю за это по лицу. Из носа вырывается струйка тёплой крови, быстро стекает по губам и подбородку, пачкая майку и пол под ногами. От боли и постоянного натяжения кожа головы горит огнём и в то же время медленно атрофируется, начинает неметь. Меня грубо ставят на колени, лицом к металлическим стеллажам и бесчисленному количеству коробок, в одну из которых бритоголовый вжимает меня щекой – от неё несёт сырым картоном и пылью.
