Скидываю верхнюю одежду, остаюсь в нижнем белье.
Пристальный взгляд воспалённых глаз продолжает блуждать по отражению в зеркале: шея, плечи… Всё в отвратительных багрово-синих пятнах – следствие больных игрищ этого долбаного инквизитора.
Первое, что ни в коем случае нельзя делать после изнасилования – принимать душ.
Скидываю остатки одежды, включаю максимально горячую воду, надеясь, что она хоть немного вернёт мне чувствительность. А если нет… сварюсь заживо. Тоже неплохая перспектива.
Разумеется, я могла бы прямо сейчас пойти в полицию, написать заявление, сделать экспертизу о недавнем половом акте. Уверена, на мне даже сейчас осталось достаточное количество ДНК этого выродка. Однако…
Какой в этом смысл?
Ему ничего не будет, а только себе сделаю хуже. Хотя куда уж ещё хуже-то?
И ту же к диалогу с самой собой подключается внутренний голос, заботливо напоминая:
«Всегда может быть ЕЩЁ ХУЖЕ…»
Истина.
Ему всё сойдёт с рук… Многое уже сходило. О таких вещах не рассказывают с будничной простотой, как о чём-то нормальном, но это и не мешает им быть достоянием общественности. Все в этом городе прекрасно знают, кто такой Яр Никольский. А если не все, то этим вторым очень быстро и популярно объяснят, когда придёт время. И оно придёт. Всегда приходит.
Глава вторая
Андрей (1)
1
– Как это ты не в курсе, Михалыч? – изображаю предельное возмущение, хотя на самом деле мне глубоко насрать. – У тебя девка на работу не вышла, а ты даже не поинтересовался что с ней?
– Да понятно, что… – бухтит едва слышно, стоя ко мне спиной и усиленно что-то ища на полках дизайнерской этажерки.
– Чего?! Я тебя не слышу.
– Понятно, говорю, что с ней, – наконец, прекращает симуляцию поисков, разворачивается, держа в толстых пальцах-сардельках бутылку дорогого коньяка. Улыбается во все тридцать два зуба, большая часть которых золотые.
Съездить бы по этим зубам как следует…
– Наверняка, Яр отодрал её во все щели так, что она теперь и с постели подняться не может. – Ставит передо мной на стол два пузатых бокала, наполняет каждый наполовину. – Или забухала на радостях. Наверняка бабок нормально отхватила…
Приподнимаюсь в мягком кожаном кресле, чуть наклоняюсь вперёд, чтобы взять бокал, затем снова откидываюсь на спинку.
– Ты ж сказал, что она заболела.
– Ну да, – кивает Михалыч, но сесть на своё «рабочее» место не осмеливается. На физическом уровне чувствую, как у падлы очко сжимает. Ссыт.
И правильно делает.
– Ой, чё-то ты мне заливаешь, Михалыч.
– Да не, Зима! Стал бы я из-за манды какой врать. Всё как есть говорю. Сказала, что заболела… но кто их поймёт – этих мокрощелок. Они и пиздеть горазды. Вечно на шею мне взобраться пытаются. Ни хрена не работают…
– Тебе-то взберёшься, – хмыкаю.
Михалыч оценивает иронию, тоже хмыкает, затем выпивает и всё-таки садится в большое компьютерное кожаное кресло.
– Ярослав Викторович хочет видеть её сегодня.
– Что? Понравилась? – и лыбится. Паскудно так, что снова хочется съездить ему по харе.
– Ты бы это… пиздел поменьше, – с удовольствием наблюдаю, как меняется выражение его лица. – А то и этих зубов лишишься.
– Прости, Зима. Заработался.
– Вот и работай. И девке этой… позвони.
– Так звонил уже! Говорит, херово ей – тошнит и все дела. Да и по голосу слышно было, что не вывезет сегодня.
Прищуриваюсь, пристально глядя на жирного борова. Делаю глоток из своего бокала. Коротко киваю.
– Тошнит, значит.
– Я тебе отвечаю, Андрюх. Голову на отсечение даю! Уж меня в этом вопросе не проведёшь, – с большой охотой заверяет Михалыч. – Я ей три дня дал отлежаться. Ты уж это… утряси как-нибудь с Ярославом Викторовичем, а то ушатаете мне девку. Она раньше… – отчего-то затыкается. Даже мелькает мысль, что ему её жалко вдруг, что ли? Этому сутенёру сраному. – Короче, не трахалась за бабки с клиентами. Я, по крайней мере, не замечал такого.
– Сам же твердишь, что курвы твои пиздят как дышат.
– Пиздят. Правда, – кивает с серьёзной рожей. – Но Лерка… Не такая она в общем. Ну хер ли ты ржёшь?! Я серьёзно!
– Ага, ждёт трамвая… – Во задвинул! – Все они не такие… – Успокаиваюсь, прикрываю широкую улыбку бокалом, делаю глоток. Хотя смеяться всё ещё хочется.
– Сирота она. Пашет, как лошадь. Некогда ей по херам скакать. Врачей каких-то там оплачивает постоянно…
– Ты мне тут на жалость не дави. А то сам сиротой станешь.
Затыкается.
Допиваю остатки в один глоток, поднимаюсь с кресла.
– Ладно, Михалыч. С Яром утрясу. Пусть отсыпается твоя… сирота, – пару раз качнув головой, криво усмехаюсь. Оставляю бокал на столе и сразу двигаю к выходу из кабинета. – С тебя причитается!
– Какие вопросы, Зима! Сочтёмся!
Вместо прощания хлопаю дверью.
Миную небольшой коридор и оказываюсь в веренице отвратительно белых подсобных помещений, лестничных пролётов, уводящих куда-то то вверх, то вниз, а в самом конце кухня. Встречающиеся по пути сотрудники все как один здороваются. Просто киваю в ответ, кому-то пару раз жму руки, пока не натыкаюсь на неё.
– Привет-привет, красавчик, – призывно мурлычет, улыбается игриво. Как и всегда выглядит, как самая зачётная кобылка в этом стойле.
– Привет, Настюха! – Не замедляя темпа, обхватываю деваху за талию, увлекаю за собой. – Чего не работаешь? Михалыч сегодня злой, как чёрт. Отхватишь люлей на свою упругую задницу. – Не удерживаюсь и отвешиваю увесистый шлепок по мягким полушариям, втиснутым обтягивающую юбку-карандаш.
Задница у сучки действительно зачётная. Особенно, когда имеешь её раком, открывается невероятно возбуждающий вид…
Настюха взвизгивает, смеётся. Льнёт плотнее.
– Да он всё время такой… – манерно отмахивается и быстро съезжает с темы: – А ты останешься? Сегодня планируется интересная программа, – наклоняется к моему уху и произносит нарочито в полголоса, а не шёпотом: – Со стриптизом.
– Ты, что ли, стриптизить-то будешь? – усмехаюсь. Сжимаю в руке одно полушарие её задницы.
Может, всё-таки отодрать разок? Прямо сейчас затащить в одну из ВИП-кабинок или хоть, вон, в туалет, да выебать как следует. Она же так и напрашивается, сам на хер лезет…
Настька снова смеётся. Заливисто.
– Если только приват, – с придыханием. – Для тебя.
– Ох, не искушай…
