– Давай! – Андрей протягивает ладонь. – Ты больше не будешь жрать пачками это дерьмо. Буду выдавать по рецепту.
– Но я…
– Лера… – хмурясь, цедит сквозь зубы, и девчонка сдаётся. Расстёгивает молнию куртки, достаёт из внутреннего кармана несколько мятых пачек, протягивает мужчине.
– Не раздевайся, – уже спокойнее прибавляет он, уходя. – Сейчас приму душ и поедем. – Таблетки прячет в свою дорожную сумку, после чего оборачивается к девчонке, буквально прилипшей к входной двери и прибавляет: – Больше так не делай. Если что-то нужно – просто скажи.
Ответа, как и всегда, не дожидается. Лера пристально наблюдает, как его полуобнажённый крепкий силуэт скрывается за дверью ванной комнаты и только тогда выдыхает. Разжимает челюсти и позволяет мышцам расслабиться – с облегчением возвращается и дрожь.
Она не скидывает ботинки, проходит в ту часть комнаты, что сделана в виде гостиной-кухни, отделённой от спальной зоны тонкой перегородкой, садится на один из стульев, кладёт локоть на стол. Долго и нервно растирает пальцы и ладони – они ледяные, как у покойника, зудят и ноют, словно поражённые какой-то болезнью. Ей по-прежнему кажется, что руки в крови, что она вся в крови с головы до ног. Отвратительно ощущение. Мерзкое. Будто в дерьме вывалялась, прокляла сама себя, свою душу. Теперь уже залезла по самую голову – ещё чуть-чуть и захлебнётся.
«Уже ничего не исправишь…»
Однако жалости или сожаления нет. Не было ни в тот момент, когда решила, что не сможет оставить всё как есть; не сможет жить дальше, зная, что тварь, которая так легко и просто кинула её в этот кошмар во второй раз, где-то там – живёт и здравствует. Нет их и сейчас, когда Андрей понял, что украла у него деньги.
«Но не понял, зачем на самом деле…»
Она хочет верить в это. И верит. Пусть давно смирилась, что в мире нет справедливости. Никто не поможет. Не спасёт. А даже если такое и случится – цена будет слишком велика.
Лера уже заплатила свою сполна.
И всё же верит. Верит, что в состоянии изменить хоть что-то, в очередной раз переварить и выбраться из этого дерьмоворота, попытаться снова научиться жить.
Её взгляд останавливается на спортивной сумке Андрея. Смотрит долго, пристально, борется сама с собой, однако в конце концов не выдерживает – поднимается со стула, подходит, дёргает змейку и заглядывает внутрь…
3
Небо с самого утра затянуто низким пологом серых туч – дождь начал своё выступление с мерзкой холодной мороси, которая очевидно продлится весь день. За лобовым стеклом авто ползают туда-сюда щётки стеклоочистителя, оставляя влажные разводы. Требуется всего несколько секунд, чтобы они вновь превратились в каскад мелких брызг.
Лера находит кнопку на ручке двери, опускает стекло – совсем немного, чтобы впустить в салон уличную прохладу, сырость и шум просыпающегося города. Недалеко от входа в супермаркет группа молодых людей. Какое-то время девушка наблюдает за ними, останавливает внимание на том, что разговаривает по мобильному телефону:
– А, всё-всё-всё, понял. А то я подумал. … Всё-всё, хорошо. Да. Ладно…
Затем доносится чей-то смех, приглушённый сигнал сдающего назад продуктового грузовика у выгрузки того же супермаркета…
Дверь со стороны водителя распахивается, Андрей садится за руль, бросает что-то на заднее сиденье, затем заводит двигатель и выезжает на четырёхполосное шоссе. Очередная поездка длится около десяти минут, после чего машина сворачивает с главной дороги в сторону гаражного кооператива. Лера чувствует, как по рукам и спине будто тысяча острых иголок ползут мурашки, скапливаются где-то в области затылка неприятным шевелением волос. Длится это всего мгновение. Она крепче сжимает ручку двери.
«Всё будет хорошо… Всё. Будет. Хорошо…» – успокаивает себя мысленно.
Спустя несколько рядов по разбитому асфальту Андрей поворачивает руль вправо, и машина заезжает в вереницу однотипных металлических гаражных ячеек, выкрашенных в грязный и совершенно неприглядный оттенок зелёного. Тормозит примерно в центре широкого ряда, глушит двигатель. Вокруг ни души. Ни единой посторонней машины или владельца близлежащего гаража, словно все вокруг сговорились и решили подыграть двоим беглецам.
– Забери сумку, – отдаёт указание Андрей прежде чем покинуть тачку и направиться к одному из входов.
Лера медлит, выглядывает наружу – на маленькой табличке над воротами разбирает номер «сто девяносто один». Пока Андрей открывает гараж, девушка всё-таки выбирается из автомобиля, как и было велено достаёт сумку с заднего сиденья, замирает с правой стороны багажника, плотнее натягивает на голову капюшон.
Мужчина действует быстро, слаженно – ему не впервой проворачивать что-то подобное. Он чётко знает всю последовательность своих дальнейших действий, знает, что предпринять в той или иной ситуации, чтобы выйти победителем или хотя бы не проигравшим. И пока полиция будет разбираться кто и по какой причине расправился с чудовищем и его прихвостнями они уже будут далеко. Очень далеко и хочется верить, что в безопасности…
«Всё будет хорошо…»
Андрей ещё раз проверяет тачку, открывает каждую дверь, капот, багажник, даже заглядывает под машину. Он спокоен и не ожидает подвохов или опасности – просто элементарная осторожность, давным-давно ставшая привычкой. Заводит двигатель, затем переносит сумки из багажника первой машины в ту, что дожидалась его всё это время в гаражной ячейке.
Лера по-прежнему стоит на улице, дрожит всем телом. От холода, допускает Андрей. Маленькая, худая, запуганная, с изувеченным лицом, выглядывающим из-под капюшона куртки, с всё такими же затравленными, но от того не менее красивыми зелёными глазами. Они сталкиваются взглядами на долю секунды. Не смеют нарушить молчание, поселившееся между ними от самого номера отеля.
«Всё будет хорошо…»
Когда его спина, обтянутая чёрной кожей куртки, в очередной раз удаляется в полумрак гаража, Лера бросает сумку на землю, заводит дрожащую руку за спину, делает несколько уверенных шагов к границе гаражной ячейки. Её тёмный на фоне промозглой серости силуэт скрывается за широкими грязно-зелёными дверьми распахнутых ворот.
– Лера … – голос Андрея обрывают три оглушительных выстрела, усиленных акустикой помещения.
4
Пистолет дрожит в её руках, и она долго не может его опустить. По щекам текут слёзы, а в глотке застрял вопль ужаса. Она не позволила ему вырваться наружу. Не позволила себе снова струсить.
Теперь трусить нельзя…
Она пристально наблюдает за видом короткой агонии, как он истекает кровью, как захлёбывается и хрипит, как угасает жизнь в его глазах. Первая пуля угодила в шею, навылет – порвала артерию и отрикошетила от стены куда-то в сторону. Вторая пробила лёгкое, а третья… почти добила. Забрала последний призрачный шанс выкарабкаться.
