С улицы мы переместились на веранду, и Стас разливал по кружкам — в доме не было рюмок — черный ром. На столе высилась батарея из непочатых бутылок виски, текилы и зачем-то шампанского, будто кто-то будет разбавлять им крепкий алкоголь.
— Сока добавить? — с сомнением спросил Измайлов, по всей видимости, оценивая мои алкогольные навыки.
— Добавь.
— Ага, — кивнул и плюхнул на полстакана рома две капли сока.
Я скоренько набрала Иришке СМС с заверением, что со мной предположительно всё в порядке, не нужно разыскивать никого по больницам и моргам. Подругу ответ устроил. Даже слово «предположительно» её не смутило.
После нашего поцелуя — такого горячего, что до сих пор полыхают щеки — Измайлов вновь отстранился и напрягся. Странный он человек всё-таки. Непонятный какой-то. То закрывается в скорлупу, то готов на любые чудачества.
— Ну а теперь давай поговорим о том, зачем мы здесь сегодня собрались. Ты бесплоден, а твоя невеста — дрянь.
— Угу. Это максимально точная характеристика.
— Настя смирилась с тем, что всё кончено? Сложно залететь от бесплодного мужика.
— Нет, — Стас помрачнел ещё сильнее. — Даже Игорь признал, что они в то время были вместе, да только её не пробить. Нет, и всё тут. «Нутром чую, он твой».
Изобразил тон голоса бывшей невесты (вышло похоже: так же визгливо) и пожал плечами.
Глупая какая-то ситуация.
— Это ж хорошо, что Игорь согласен воспитывать своё чадо, — я чокнулась стаканами и сделала пробный глоток. — Пусть забирает себе Настю. Совет им да любовь.
— Она не хочет никуда уходить. Родителям Игорь не нравится, зато я пришелся по душе, — фыркнул Стас.
— Чего ж она родителей не слушала, когда лезла на него голышом?
Измайлов как-то очень уж истерично расхохотался и опять понурился. Даже к алкоголю не притронулся, только смотрел на него очень уж грустным взглядом начинающего алкоголика.
— Ну и чего ты переживаешь? — возмутилась я. — Всё ж нормально.
— Да черт его знает, — сглотнул и произнес тихо-тихо: — Бесплодие. Диагноз какой-то невеселый. Я не планировал обзаводиться детьми в ближайшие годы, но в целом-то хотел. Когда-нибудь.
— Ты давай не тоскуй, а к врачу сходи. Бесплодие тоже лечится, я читала.
Соврала, конечно. Не читала я никогда о бесплодии, тем более о мужском. Нафига оно мне, читать такие страсти?
— О, а ещё можно не предохраняться! — на позитиве заявила я. — Представляешь, какая экономия на презервативах?
— Иванова, ты, блин, само очарование. Прям не человек, а праздник. Во всем плюсы нашла.
— Ну а чего нет? — Я выхватила кусочек мяса и с удовольствием прожевала. — Не кисни. Медицина нынче такие чудеса вытворяет, что когда-нибудь ты обязательно наделаешь кучу маленьких Измайловых. Таких же занудных и депрессивных, как их отец.
Он посмотрел на меня как-то очень оценивающе. Словно я продавалась на торгах, а Стас думал: брать или не стоит того.
— О себе хоть расскажи, — сдался он, — а то всё обо мне да обо мне.
— А что рассказывать? — Я залпом осушила стакан, и горечь рома скользнула по горлу, растекаясь в груди теплом. — Учусь, работаю, не привлекалась.
— Кто надоумил тебя стать инженером?
— Отец. Он не очень-то спрашивал моего мнения. А я не очень-то противилась. Какая разница, кем быть? Хоть кому-нибудь пригодился его диплом?
— Мне, — ударил себя в грудь Измайлов. — Я ещё и кандидатскую собирался защищать до недавнего времени.
— Ужас! Какой же ты ботаник.
— Иванова, я ещё и твой преподаватель. Между прочим, поблажек не жди. Что ты знаешь о расчете тонкостенных осесимметричных оболочек по безмоментной теории?
Мой мозг вскипел и лопнул где-то на середине предложения.
— Ничего. Зато я вторую теорию прочности изучила в совершенстве.
И протараторила, почти не запинаясь. А заодно нарисовала угольком на столе формулу. Коряво, зато с душой. Измайлов даже рот приоткрыл от восхищения.
— Это прекрасно. Я хочу тебя, Иванова.
— Так и знала, что ты извращенец, — резюмировала я. — Напомни, как называется фетишист, который ловит кайф от всяких научных опытов?
— Ученый? — предположил Стас, поднимаясь.
Алкогольное опьянение после бессонной ночи и смены в кафе накатывало на меня со зверской силой. В доме, отопленном печью, было жарко. Покачивало. В глазах двоилось. К горлу подступала легкая тошнота.
В какой-то момент на веранде обнаружилось два Измайлова, и я подумала, что эти близнецы-садисты точно замучают наш курс пересдачами.
Глупый смешок вырвался с моих губ сам по себе.
Стас подошел и, подхватив меня на руки, оттащил в комнату. Бросил на мягкую кровать, совсем недавно застеленную мною же. Скрипнули пружины в матрасе. Измайлов стянул с себя рубашку. Я смотрела на этого мужчину и думала, как он прекрасен.
Эти руки, мощные, крепкие. Грудь в мелких волосках. Впалый живот и темная дорожка, уходящая под ремень джинсов. Само совершенство. А взгляд?..
Черный, точно беззвездная ночь. Глубокий. Изучающий.
Вот бы заняться со Стасом чем-нибудь непристойным. Только глаза слипаются. Наверное, не очень прилично уснуть верхом на Измайлове?
— Может быть, не будем сегодня предаваться плотским утехам? — слабо вопросила я.
— Кто сказал, что я планирую чему-то предаваться с тобой, Иванова? — Он скинул с себя джинсы и плюхнулся рядом.
Такой горячий и почти раздетый. М-м-м. Я даже воспрянула духом и потянулась к Стасу, дабы воплотить в жизнь парочку ленивых эротических фантазий. Но Измайлов укутал меня в одеяло по самые уши, приказав:
— Спи, собутыльница.
Пришлось подчиниться.
* * *
Утро накрыло меня всей своей тошнотворностью. На тебе, Дашенька, по голове недосыпом, похмельем и пищевым отравлением. Одновременно.
— Твоё мясо было испорчено! — пискнула я, слетая с кровати и босиком добегая до веранды.
Где же сапоги?!
Ещё и ключ как специально заел в замке, не проворачиваясь. Меня скрючило напополам, но я мужественно удержала в себе остатки вчерашнего торжества и таки вылетела на улицу, метнулась к деревянному другу, что стоял в отдалении.
— Нормальное мясо! — обиженно крикнул из дома Измайлов. — Пить надо меньше!
— Сам подливал! — возмущалась я, но из-за бульканья меня никто не слышал.
После половины пачки активированного угля значительно полегчало. По крайней мере, морально. Я плюхнулась на крыльцо и сидела на ступеньках, запорошенных утренним снегом, сжимая в руке чашку с остывающим чаем.
