Что же делать? Меня же убьют ребята… это катастрофа… Где взять пятьдесят тысяч? В кафе, где я подрабатывала, платили пятнадцать, если пахать без выходных. Я не расплачусь с парнями, даже если влезу в долги.
А ведь ещё жить на что-то надо…
— Это искали? — Измайлов протянул мне белый конверт, набитый наличностью.
— Да-а-а, — размазывая слезы по щекам, ответила я. — Где вы его нашли?
— У вас дыра не только в голове, но и в подкладке. Иванова, идите домой. Я не беру взяток, тем более — от вас.
Эй! Прозвучало так, будто мои взятки какие-то неправильные. Я все-таки попыталась воспротивиться и протянула конверт обратно ему.
— Это не взятка, а подарок от нашей группы…
Измайлов закатил глаза, поднимаясь со стула и распахивая дверь. В пустующем коридоре лениво слонялся одинокий студиоз.
— Иванова, проваливайте. Я сделаю вид, что вы не вламывались сюда и не занимались уголовно наказуемыми делами.
Проваливайте…
Мне представилась шестая пересдача, озлобленный профессор, который шныряет по кабинету, выискивая шпаргалки. Очередной напечатанный на коленке реферат, в котором я понимаю только запятые.
Заодно Измайлов припомнит сегодняшнюю историю, и сопромат вообще никто никогда не сдаст. А врагом народа станет Даша Иванова, ибо она провалила ответственное задание.
Наши такого не простят. Мне кранты.
— Н-нет, — вспыхнула и ломанулась к двери, чтобы закрыть её. — Пожалуйста, возьмите деньги.
— Вы рехнулись?
Измайлов уставился на меня. Желваки на его щеках напряглись от гнева. Я стояла, загораживая собой дверь, и ощущала себя маленькой и незначительной по сравнению с преподавателем.
— Нас устроят тройки.
— Иванова, вы будете отчислены, гарантирую. Я лично сообщу в деканат о взятке.
Он попытался отодвинуть меня в сторону, но я уперлась в дверной проем всеми конечностями и разве что не вцепилась зубами. Нетушки. Пока не возьмешь деньги, не уйду. Жить здесь останусь. Митинг устрою. Но не сдамся.
— Идите в деканат, но сначала поставьте тройку.
Измайлов обманным маневром дернул меня от двери. Это было зря. Я и так с трудом сохраняла равновесие, а теперь лишилась его окончательно. Шпильки подогнулись, ноги разъехались. Я пискнула и рухнула к нему в объятия. Так и застыла, уткнувшись носом в грудь, осознавая, что второй раз за двадцать четыре часа щупаю Станислава Тимофеевича.
Кстати, факт на отвлеченную тему. У него вкусная туалетная вода. Горчащая, но не едкая. От рубашки пахнет крепким кофе и чем-то ещё. Непонятным, но чарующим.
— Иванова, вашу ж мать…
Какие у него глаза. Никогда не задумывалась, что взгляд может быть таким манящим. Черным, пугающим. Точно омут, в котором легко утонуть.
Неожиданно мои губы нашли его и…
Удивительно, но Измайлов ответил на поцелуй. Яростно. Властно. Не давая возможности одуматься.
Он вдавил меня в стену и дернул верхнюю пуговицу на моем платье. Ладонью огладил мои бедра, и я задохнулась от совершенно новых ощущений. Внизу живота разлился жар.
— А вдруг кто-нибудь зайдет… — пискнула я, стаскивая с человека, которого пять минут назад люто ненавидела, рубашку.
— Плевать, — рявкнул Станислав Тимофеевич (какой он теперь Тимофеевич?) и сбросил со стола кипу тетрадок.
Кажется, Иришка была права. Измайлов мне все-таки отдался.
Дверь на кафедру он всё-таки закрыл с внутренней стороны. В последний момент. Не отрываясь от моих губ.
Ещё б табличку повесил: «Занято».
Надеюсь, никому из преподавательского состава не понадобится срочно войти.
А затем он усадил меня на стол, и дурацкие мысли покинули голову.
Ох…
Руки тяжелые, но ласковые. Взгляд точно палящее солнце. Невыносимо.
Измайлов стянул с меня платье так легко, будто занимался этим ежедневно. Его губы коснулись шеи, опаляя кожу дыханием. Поцелуй в ключицы и ниже. Ещё ниже. Медленно, словно назло.
Одним рывком мой некогда нелюбимый преподаватель поддел бюстгальтер и опустил чашечки по грудь. Я пыталась смолчать, но стон вырвался, стоило языку очертить контур набухшего, жаждущего ласки соска.
Что же это такое…
Наваждение…
Сильные пальцы рывком стянули колготки. Треснул капрон, и по ногам пробежались «стрелки». Хвала небесам, на мне приличное белье, а не труселя с надписью «Кто первый, тот и папа», которые мне подарила на Новый год Иришка.
Измайлов коснулся меня там… внизу… в самом сокровенном месте. Нащупал поверх белья чувствительную точку и чуть надавил на неё.
Я всхлипнула от наслаждения, что остро врезалось под кожу, а сама машинально, словно не отдавала себе отчета в том, что творю, уже стаскивала с него брюки. Его затвердевший член выпирал через трусы-боксеры. Я достала его наружу. Какой же он горяченный. Твердый. Большой.
Обнаруженный презерватив пришелся кстати. Как их, блин, надевают в порыве страсти?! Элегантно так, в одно движение. У меня вон руки трясутся, и латекс никак не раскручивается.
Но получилось. Уф.
Этот мужчина не заботился о том, чтобы раздеть девушку. Отодвину полоску моего белья, он вторгся в меня на всю длину, вырвав из груди тихий всхлип. Я обхватила ногами его талию и задвигалась в такт, истекая соками от удовольствия. То подкатывало волнами, пульсировало жаром. Накрывало с головой.
Никогда раньше я не думала, что секс может быть таким невероятным. Что он может приносить чистое блаженство. Что два тела, сплетенные воедино, могут двигаться в унисон. Что мне захочется подмахивать попой, только бы это не заканчивалось.
Ещё. Сильнее. Пожалуйста.
Я всегда опасалась интима, считая его чем-то неправильным. Нет, после свадьбы, с любимым мужчиной — самое то. Но чтобы так, поддавшись порыву; в страхе, что сейчас на кафедру войдет кто-нибудь чужой, и нас заметят…
— Глубже, пожалуйста, — скулила, чувствуя, как меня накрывает взрывной волной.
Измайлов вновь коснулся груди, зажал сосок меж двумя пальцами и оттянул его. Аккуратно, но быстро. Второй рукой он провел по моему животу, скользнул ниже. Разведя нежные складочки, дотронулся до клитора. Массируя. Надавливая.
Это было невозможно терпеть. Единственное, что я успела сделать, чтобы не закричать на всё здание, — впилась поцелуем в шею Измайлова.
Наверное, останется засос.
Мужчина, что довел меня до блаженства, задвигался быстрее, застонал и вскоре опустился на меня всем телом, пытаясь отдышаться.
