Но в этом нужно убедиться.
— Я в магазин! — оповестила семейство, взирающее друг на друга с подозрением.
— Зачем? — удивился Стас, оглядев забитый яствами стол. — Всё же есть.
— Туалетная бумага! У нас кончилась туалетная бумага! — с этими словами я вновь вбежала в туалет и принесла в жертву три рулона пожирателю-унитазу.
Для достоверности.
Измайлов спорить не стал, даже не предложил сходить самостоятельно. Понял, видимо, что у меня сегодня особые отношения с той самой комнатой.
Как назло, очередь тянулась до самого выхода из аптеки. Ну же. Быстрее. Пожалуйста.
Наконец, улыбчивый мальчик-провизор пробил четыре теста, с которых на меня взирали одинаковые голубоглазые дети.
— У вас есть туалетная бумага? — запоздало спросила я, потому что за время, пока бежала до аптеки, позабыла обо всем на свете.
— Да, с массажным эффектом. Четыре рулона за сто пятьдесят восемь рублей.
Сколько-сколько?! Это один рулон почти сорок рублей?! Что же он там массирует?..
Впрочем, мне некогда ходить по магазинам и искать акционную бумагу. Надо брать, какая есть, и возвращаться к семье. Чуйкой чую: ещё немного, и рванет.
Повторное тестирование тоже придется отложить. Не до него сейчас.
Я вошла на кухню в тот самый момент, когда мама дегустировала оливье.
— Соли маловато, да и куски какие-то неаккуратные, — заявила она. — Сразу видно, Дашка делала. Она у нас во всем такая безрукая.
Даже комментировать не буду, потому что помню стоимость этого салата. Кусочки там не просто нашинкованы, они вырезаны как по линеечке. Миллиметр к миллиметру.
Мама попросту не бывает довольна, с ней бесполезно спорить.
— А мне нравится. Нечто похожее я ела в одном ресторане, не отличишь, — сказала Анастасия Павловна примирительно. — Ваша дочь старательная девочка. Стасу повезло с ней.
— Мне тоже нравится, — кивнул отец, наваливая себе полную тарелку. — Марин, сделай такой же. У тебя вечно сухой получается.
Короче говоря, следующие несколько минут мама пыхтела от недовольства, а я принимала незаслуженные комплименты и даже загуглила рецепт, чтобы зачитать его вслух.
Ну а после трех рюмок за знакомство разговор потянулся непринужденнее. Обстановка разрядилась.
Мама расслабилась, позволила себе улыбаться или рассказывать постыдные истории из моего детства. Бабушка Стаса подливала ей то коньяк, то шампанское.
Я, кстати, не пила. Не из-за возможной беременности даже — надеюсь, что она невозможная! — а потому что пить при родителях чревато новым выносом мозга. Лучше уж изобразить трезвенника, чем выслушивать о том, как спился прапрадед, и я пойду по его стопам.
Когда первая бутылка коньяка опустела, абсолютно трезвый Измайлов — вроде же пил со всеми! — поднялся из-за стола и произнес:
— За чудесных родителей самой прекрасной девушки на свете.
— Если девушка такая чудесная, что ж вы живете во грехе, — надула губы мама.
— Хороший вопрос. Марина Олеговна, я влюблен в вашу дочь и готов жениться на ней прямо сейчас.
С этими словами Стас опустился на одно колено — надеюсь, он хочет завязать шнурки на носках — и достал из кармана джинсов бархатную коробочку. Щелчок, и на меня уставилось обручальное кольцо. С камнем, которым можно убить.
— Даша, вчера я шел к тебе не просто так, а с конкретными намерениями. Но решил придержать их на денек-другой, пока ты обвыкнешься. Но раз уж тут твои родители… ты станешь моей женой?
Я заледенела, рассматривая переливающийся на свету камешек.
Что ответить?..
Разве можно найти мужчину лучше, чем Стас Измайлов? Разве смогу я когда-либо отказаться от него или уйти к кому-то другому? Он научил меня любить себя. Открыл во мне такие черты характера, о которых я даже не подозревала.
Я вставала по утрам с мыслью о том, как люблю Стаса, и засыпала с его именем на губах.
Он был для меня самым главным. Единственным. Особенным. Невероятным.
— Мне начинает казаться, что ты ищешь повод отказаться, — сказал Измайлов, нахмурившись.
— Н-нет… То есть да… То есть я согласна…
Как-то безрадостно получилось. Потому что в голове вместо фейерверка эмоций крутились злополучные две полоски, которые могли порушить всё наше счастье.
Откуда они взялись?
Что с ними делать?
Стас тоже учуял моё замешательство, но допытываться не стал. Надел на безымянный палец кольцо — село как влитое — и целомудренно чмокнул меня в щеку.
Невероятно, но мама радовалась как за себя. Просила показать колечко, фотографировала его, чтобы разослать многочисленным родственникам. Даже расплакалась, потому что «её маленькая девочка невозможно выросла».
Отец только пожал Стасу руку и многозначительно подытожил:
— Крепись.
Анастасия Павловна не охала и не плакала, но отметила, что выбор этот правильный.
Никто из них не знал о тайне, которую я носила в себе. Тайне, которая могла испортить всю радость помолвки.
Я еле пережила тот вечер. После нашей помолвки все окончательно надрались, и опьяневшие родители раз десять уточнили, не собираемся ли мы осчастливить Ивановых внуками. Стас с каждым разом мрачнел всё сильнее, а я пасмурно отнекивалась.
Причем непонятно, какой ответ считался правильным.
Такое чувство, что их не устроили бы оба варианта, потому что «да, мы планируем рожать детей» означал, что я заброшу учебу и посвящу жизнь пеленкам, а «мы никуда не торопимся» гарантировал, что я помру в одиночестве.
Зачем они задают эти вопросы?! Как же не вовремя! Тем более Стас считает себя бесплодным, а ему в нос тычут этим фактом.
Считает себя бесплодным…
Но это не так?
Улучив свободную минутку, я слиняла в туалет, где опробовала все четыре теста. Первый показал обнадеживающую одну полосу, зато остальные…
Такого просто не может быть…
Я спрятала их вглубь полки и ещё минут десять просто сидела, опустив крышку унитаза, уперев лицо в ладони. Мир перестал существовать, сжался до розовых полосок.
— Ты какая-то задумчивая. — Измайлов отловил меня в коридоре, прижал к стене.
— Мне надо тебе кое-что сказать, — тяжелым, почти безжизненным тоном.
На кухне бабушка Стаса с мамой напевали какой-то романс, причем слова им подсказывал папа.
— Ты меня пугаешь. Что-то случилось? — поднял мой подбородок пальцем, всмотрелся в глаза.
Случилась статистическая погрешность.
