— Я из деревни сразу. Мы еще женщин взяли, чтобы дело споро шло.
— Как хорошо. Я же совсем не успела собраться, — повинилась перед женщиной, приветливо, с улыбкой кивая остальным, полукругом стоящим чуть в отдалении.
— Довольно того, что вы здесь. Я уж думала, что придется посев без вас начинать, а тут такая радость.
— И то правда. Хорошо, когда все можно сделать, как полагается.
Прошептав прошение, тонкой струйкой вылила молоко в черную землю. Глядя, как белая жидкость исчезает, впитываясь и не задерживаясь на поверхности, понадеялась, что это добрый знак. Глотнув из кувшина, передала его женщинам. В моих руках тут же оказался каравай, испеченный из последнего снопа минувшего года. Зерно всю зиму хранили отдельно именно для этого дня.
Отломив край, раскрошила еще теплую, плотную массу на краю поля. Положив небольшую часть в рот, как и молоко, передала хлеб дальше. Этот простой, старый обряд должен был показать единство земли и людей, пришедших сегодня на поле.
— Хороший день, ваша милость, — улыбнулась Батани, отламывая кусочек каравая.
Широко, чувствуя невероятную легкость и тепло, я улыбнулась в ответ.
— Может, и год хороший.
— Пусть бы было так. Пусть бы было….
— Куда это? — Леран прервал наш разговор громким вопросом, указывая на мешки в телегах.
— Пока пусть там лежит, — отозвалась Батани. — На земле отсыреют раньше времени.
— Есть запасной рушник? — поправляя волосы под платком, спросила у женщин. Когда пустой кувшин вернулся в телегу, я немного успокоилась.
— Конечно, — с улыбкой отозвались женщины. Всех переполняла какая-то светлая радость и надежда. — Мы много взяли. Не знали, сколько человек будет.
— Помогите тогда мужчинам повязаться. И мне один дайте.
Широкая, тканая полоса серой материи, перекинутая наискось через плечо, оттягивала к земле под весом зерна. Солнце уже на ладонь поднялось над дальним краем, грея и слепя.
— Поздно мы сегодня, — тихо прокомментировала.
— Первый посев. Сегодня можно, — так же тихо, с улыбками отозвались женщины, стоящие рядом.
— Да будет нам благо, — тихо прошептала я, ступая в своем ряду на черную, вязкую землю.
Глядя, как широко, веером, разлетается золото семян в руках сеятелей, я всей душой верила, что так оно и будет.
К закату мы закончили три поля. Еле передвигая ноги, потирая спину от усталости, но будучи спокойной и довольной этим днем, я медленно вползла в кухню, тяжело рухнув на стул.
— Устали?
— Очень, — довольно улыбнулась на вопрос Ченни. — Взмокли все, но сделали много. Думала, последнее не успеем до заката, но все сложилось как нельзя лучше.
— Завтра, может, не поедете?
— Нет надобности, — кивнула, с благодарностью принимая воду из рук экономки. — Батани за всем приглядит.
— Как земля в этом году?
Вспомнив серые, каменные глыбы двухлетней давности, и сегодняшнее масло, счастливо расцвела.
— Будет урожай.
— Слава духам, — сделав охранный знак, выдохнула женщина.
— И то верно. Слава духам. А я весь день тебя ищу, — мужской голос от дверей раздался как раз тогда, когда я делала очередной глоток воды. Хлебнув, закашлялась, едва сумев отдышаться. Справившись с дурнотой, почувствовала, как между лопаток, вверх-вниз, поглаживая, движется мужская ладонь. Кроме нас в кухне уже никого не было. Ожидая упреков, я только сжалась, не зная, как мужчина отреагирует на мою вчерашнюю выходку и сегодняшний почти бунт. — Хоть бы сказала, что тебе надо на поля.
— Никто не сказал, что я уехала? — от чего-то было как-то стыдно и страшно поднять голову и посмотреть ему в лицо.
— Сказали, но не сразу, — ладонь на спине замерла и пропала. Через несколько мгновений тяжелой тишины, Тазур поймал на столе мою руку, потянув вверх. — Идем, нужно, чтобы ты на картах мне показала то место, с защитными камнями.
В голосе не было ни упрека, ни угрозы, и от этого мне делалось еще более неловко.
Не выпуская ладони, толкнув ногой дверь моей каморки-кабинета, Тазур поставил плошку со свечой на стол, обернувшись. Прикрыв дверь, мужчина приподнял мою голову за подбородок пальцами, вынуждая посмотреть в глаза.
— Что тебя вчера так расстроило?
— Ничего, — пытаясь отвернуться, тихо пробормотала.
— Так ли? Вечером все было хорошо, а ночью все стало иначе. Вирана, я не хочу, чтобы в самом начале нас разделило какое-то непонимание. И не думай, что все можно оставить, как есть. Ты моя жена и я хочу знать, что расстроило тебя. Даже если это просто пятно на твоем подоле. Так что же?
— Люра, — тихо, зажмурившись, прошептала в ответ.
— Люра? Это кто? Та, которая умудрилась отравиться в пещерах?
Я только кивнула, не открывая глаз.
— И что же вытворила эта девица, что ты не сумела поставить ее на место и приняла все так близко к сердцу? — пальцы отпустили подбородок. Твердые костяшки нежно очертили подбородок, скулу, замерли у уха.
— Я видела, как она разговаривала с тобой?
— И? — не сдержавшись, распахнула глаза, прямо и сердито взглянула на Тазура. Он же, широко и довольно улыбался, сверкая зубами даже в слабом свете свечи.
— И?! — не поверив, шикнула в ответ, отдергивая голову от таких отвлекающих прикосновений.
— Красавица моя, — не позволяя улизнуть, практически припечатывая меня к закрытой двери, Тазур нагнулся к самому уху, тихо прошептав, — я, конечно не рад, что она сумела испортить тебе настроение, но твоя ревность совершенно не обоснована.
— Это не ревность, — сердито отозвалась на такое глупое предположение.
— Конечно, — покладисто согласился муж, прихватывая губами мочку уха, от чего я судорожно вдохнула. От неожиданности и толпы мурашек, пронесшихся по телу. — Не ревность. С Люрой скоро все решится, так что не забивай свою голову этой ерундой, у тебя и так дел хватает. И в следующий раз предупреждай, когда покидаешь поместье. Мне пока не удается выделить тебе нормальную постоянную охрану, но надеюсь, скоро в этом не будет такой острой нужды. Как ты сегодня пахнешь! Это просто не возможно!
Горячие губы с жадностью голодающего впились поцелуем, не позволяя ни вдохнуть ни сбежать. Большие ладони подхватили под ягодицы, резко поднимая, разворачивая. Оторваться от меня Тазур сумел только тогда, когда на пол, с грохотом упала свеча. Усаживая меня на стол, мужчина совершенно забыл, кажется, что там находится единственный наш источник света.
Продолжая гореть, рассеивая слабый свет и заливая свой путь воском, она выпала из подставки, соприкоснувшись с полом. Только тогда, тяжело дыша, барон отпустил, на мгновение прижавшись лбом к моему лбу. Отблеск свечи отражался в его темных глазах, добавляя в них что-то мистическое. Широко усмехнувшись, Тазур оттолкнулся от стола, нагибаясь за свечой.
