Вяземский выходит на улицу, а меня обдает волной холодного ветра из открытой двери.
Ладно. Может быть, так даже лучше. Натягиваю туфли и выпрыгиваю из «Хаммера». Каблук ломается с громким хрустом. Лодыжку пронизывает болью, и все, что я могу сейчас, это дотянуться до ручки. Всхлипываю и выпрямляюсь. Вяземский как раз вытаскивает Гелю из салона.
– Все нормально? – удивленно смотрит на мои слегка подогнутые колени.
– Все супер. Сейчас, ключи только найду.
16
Как только я толкаю дверь в квартиру, доковыляв до нее без одного каблука, взвинченный Ромка сразу же появляется в прихожей. Клим заносит Ангелину, а я устало опускаюсь на диванчик рядом. Нога неимоверно ноет.
– Ты ее напоила? – брат сканирует меня недовольным взглядом.
– Она и без меня отлично заливала, – сбрасываю туфли, – успокойся уже, защитник. Лучше диван ей разбери.
– Я уже.
– Какая забота, – насмешливый тон Клима заставляет меня вздрогнуть, а Ромку ощетиниться.
Вяземский забрасывает Гелю на диван и возвращается в прихожую. Он не разувался. Так и шляется по моей квартире в ботинках.
– Я надеюсь, вы не собирались замутить тройничок? – продолжает лезть в бутылку Роман.
– В другой раз, – Клим даже не смотрит на него. – Выйди отсюда.
– Иначе что? – Рома смелеет на глазах и жутко этим бесит.
– В комнату иди, – повышаю голос, и брат, недовольно хмыкнув, хлопает дверью.
– У вас тут пристанище брошенных и обделенных?
Говоря это, Вяземский смотрит мне в глаза. Издевается. Растираю лодыжку, подтянув колено к груди.
– Она в курсе, что у тебя тоже одно место в пушку?
– Нет, она не знает, что я спала с ее мужем. Ты что-то хотел? – приподымаю бровь, стараясь быть более непринужденной.
– Тебя, и лучше без одежды.
После этих слов перестаю тереть свою ногу. Замираю. Он не улыбается. Нет и намека на шутку. Это же не серьезно?
– Можешь уже начинать раздеваться, – отталкивает носом ботинка мои туфли.
– Прямо здесь? – не знаю, зачем это спрашиваю. Разговор принимает абсурдный характер.
– А почему нет? Твой брат явно запал на жену твоего любовника. Вряд ли что-то заметит.
– Бывшего любовника.
– Это как посмотреть.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что ты слышишь, – Клим опускается передо мной на корточки. Касается пальцами припухлой лодыжки, ведет выше. У него холодные руки. Он сжимает мое колено, и я вздрагиваю. Сердце учащает ритм. Все это не входило в мои сегодняшние планы. Какого черта я приняла его помощь? Разве жизнь до сих пор не научила меня, что за все нужно платить?
– Прекрати говорить загадками. Скажи, что тебе нужно, прямо. Говори и убирайся! – я нервничаю. Мой голос срывается на жалобный визг.
– Я же сказал. Твое тело, – отвечает спокойно.
Он теперь вечно спокоен, как чертов танк. Я помню его другим – болтливым, веселым…
– Мы так не договаривались.
– Мы говорили об услуге, – пожимает плечами и резко выпрямляется. – Пошли.
– Куда?
– Проводишь.
Сглатываю и, упершись ладонями в стенку, поднимаюсь на ноги. Нащупываю кроссовки и всовываю в них ступни. Зачем я иду за ним, понятия не имею.
Клим распахивает подъездную дверь, достает сигареты и прикрывает ладонью ту, что сжал в зубах. Щелкает зажигалкой. Я чувствую мерзкий запах дыма и непроизвольно морщу нос. Ненавижу эту вонь.
Прижимаюсь спиной к стене и с опаской наблюдаю за его движениями. Выверенными, спокойными. Клим делает несколько затяжек и выбрасывает окурок в урну. Ловит мой взгляд. Шаг – и он уже близко. Напирает.
Мы стоим прямо под лампочкой на крыльце у подъезда. Я хорошо вижу его глаза. Немного прищуренные, темные. Они пугают и завораживают. Я словно перемещаюсь во времени. Тело помнит этот взгляд. Такой дикий, но в то же время максимально заинтересованный. Огненный. Воспламеняющий, как спичка. Клим трогает мое лицо, а мне хочется задохнуться от этой близости. Все мои протесты пятиминутной давности вдруг становятся неактуальными. Тело обдает волной прохладных мурашек, они вызваны его прикосновениями и ветром.
– Прокатимся, – Вяземский просовывает ладонь под мою спину и отлепляет от стены.
– Я не…
– Прокатимся, – повторяет с нажимом и подталкивает к «Хаммеру».
Перебираю ногами, забывая о ноющей боли в лодыжке. Эти перемены в его настроении очень отвлекают от недавно полученной травмы.
Не знаю как, но почему-то я заранее понимаю, куда мы едем. Чуть больше часа в молчании, с негромкой, приятной музыкой, льющейся из динамиков в уже привычном не праворульном автомобиле Клима.
Он останавливает машину на пляже. Я не была тут лет шесть. Последний раз выбиралась сюда еще в универе, с группой.
Слегка опускаю стекло, слышу шум океана и то, как завывает ветер. Начало октября не самое холодное время, но шататься в этом месте в одном пальто грозит воспалением легких. Я это знаю, но все равно выхожу на улицу. Вдыхаю запах воды и крепче стягиваю полы пальто. Волосы разлохмачивают порывы ветра. Убираю пряди с лица.
В Москве только наступает вечер, у нас же непроглядная ночь. Почти другой край земли…
Вытягиваю руки в разные стороны и закрываю глаза. Я не слышу, как Клим подходит сзади. Я ощущаю это. Обнимаю свои плечи ладонями. Разом подбираюсь, настораживаюсь. С ним всегда так, на грани. Вот-вот – и полетим вниз.
Я прекрасно помню ту ночь, когда мы были здесь вдвоем. Начало сентября. Он тогда сиганул в воду. Купался Клим, а зубы стучали у меня.
– Зачем мы сюда приехали? – смотрю вдаль. Там темно, холодно и, наверное, страшно. Луна совсем блекло освещает простирающиеся перед нами воды.
17
– Как нога? – Клим игнорирует мой вопрос, задает свой. Сворачивает крышку с бутылки виски.
