Нога горит огнем, но я заглушаю боль. Точнее, это делает мое сознание. Душевная агония главенствует над физической. Поворачиваю ключ в замке и вваливаюсь в прихожую. Стягиваю с дрожащих плеч пальто и бросаю его на пол. Снимаю кроссовки и, придерживаясь за стенку, прохожу на кухню. Свет не включаю. Достаю из холодильника бутылку коньяка и опускаюсь на пол. Упираюсь спиной в батарею под окном и выдергиваю из горлышка пузатой бутылки пробку.
От первого глотка гортань охватывает жаром. Становится нечем дышать, но я быстро беру себя в руки. Накрываю рот ладонью и медленно втягиваю воздух через нос.
Меня колотит от содеянного. Зачем я это сделала? Зачем он позволил мне? Ответов нет. Да и вопросы звучат слишком глупо. Я сама себя предложила. И даже смогла распрощаться с долгами. Растираю по щекам слезы и запрокидываю голову.
Это убивает. Все, что произошло между нами, вспарывает старые, уже давно зажившие раны. Чертова близость скручивает тело в тугой узел. Душу скручивает. Перетряхивает. Все то плохое, что было в моей жизни, вылезает наружу. Хватает своими цепкими длинными лапами. Оскверняет мою плоть.
Страх поглощает. Я опустошена, сегодня уже до дна. Пустая, плоская, лишняя, отброшенная на обочину жизни, – вот она, настоящая я.
Растираю шею и до сих пор чувствую его опаляющее дыхание. Поджимаю пальцы на ногах и неотрывно смотрю в потолок. Что мне делать? Как быть дальше? Какой выбор встает теперь? Какое решение я должна принять?
– Лу? – тихий голос брата доносится из темноты очень взволнованно.
– Я, – шепчу и слышу его шаги.
Рома опускается рядом, забирает из моих рук бутылку.
– Ты в порядке? – поворачивает ко мне голову.
– Не знаю, – зажмуриваюсь, – мне так плохо, – всхлипываю и чувствую его теплые объятия.
Рома крепко-крепко прижимает меня к своей груди. Касается губами моего виска и проводит ладонью по спине. Успокаивает.
– Лу, мы со всем справимся. Слышишь?
– Слышу, – бормочу ему в плечо.
Ромка уже давно выше меня и гораздо шире в плечах. Он совсем взрослый. Красивый, темноволосый. Играет на гитаре. Девочки от него в восторге.
– Он что-то тебе сделал? – понижает голос. Спрашивает осторожно.
– Мы переспали… точнее, потрахались на улице, рядом с машиной, – до боли закусываю нижнюю губу.
– Сука, – брат сжимает руки в кулаки.
– Нет, ты не так понял. Все это было не без моего согласия. Я сама туда шагнула.
Подобная откровенность для нас не новость. У нас нет тем, на которые мы не говорим. Все предельно прозрачно. Всегда так было.
– На фига? Опять хочешь крышей поехать? Больная.
– Я знаю, – усмехаюсь. Получается хрипло. Режет слух.
– Снимать тебя с подоконника я больше не… – Рома осекается, замолкает.
– Прости меня, – сжимаю его руку, – тебе досталась самая непутевая сестра. Прости, – выдыхаю. – Почему они нас оставили, Рома? Почему ушли так рано? Может быть, будь они живы, все сложилось бы иначе, – глаза застилает слезами.
– Не знаю, – брат качает головой, – думать об этом – больно.
– Я испортила тебе жизнь. Всем, во что впутывалась, я портила нашу с тобой жизнь. Всегда.
– У тебя не было выбора.
– А если был? Может быть, я просто его не видела? Я столько лет думала, что люблю Витю… Что со мной не так?
– Ты была в моем возрасте. Не думаю, что у меня сейчас хватит ума на что-то разумное.
– Ты мне льстишь, Рома. Ты гораздо, гораздо умнее меня.
– Не начинай, – брат закатывает глаза.
– Клим сказал, мы больше ничего ему не должны. Чувствую себя шлюхой.
Как он и сказал. Чувствую себя той, с кем ассоциирую, и он тут совсем ни при чем. Я сама создала в себе этот образ. Он жил внутри меня долгие годы. Я прятала его, как страшную маску.
– Лина знает код от сейфа Мельникова, – бросает словно между делом брат.
– Это она тебе сказала? – сглатываю и резко поворачиваюсь.
– Ага. Она хочет поехать домой и вскрыть этот ящик Пандоры.
– Не надо. Это может быть для нее опасно.
– Она надеется на помощь отца.
– Не думаю, что ее отец между бизнесом и дочерью выберет второе. Отговори ее, если сможешь.
– Попробую.
Рома подносит горлышко бутылки к губам и делает глоток.
– Ром, – шепчу, опуская глаза.
– М-м-м?
– Мне кажется, я его люблю.
Брат ставит коньяк на пол и упирается локтями в свои широко расставленные колени.
– Клима?
– Наверное, я всегда его любила, просто не понимала этого.
– И что будешь делать?
– Не знаю… Что у тебя с Гелей?
– С Линой, – брат задумчиво поджимает губы. – Геля звучит грубо, тебе не кажется? – передергивает плечами. – Ничего. Она просто хороший человек. Наивная, правда… Но кто сказал, что это минус?
– Будь осторожен.
– Мне не пять лет.
– Ты знаешь Витю не хуже меня. А она его жена…
– Не нагнетай.
– Я хочу ей рассказать, – выдыхаю.
– Что? О чем?
– Про меня, Витю и все, что происходило эти годы.
– Зачем?
– Ром, она все равно узнает. И будет хуже, если не от меня.
– Ложись уже спать. Завтра поговорим.
Касаюсь Ромкиной груди ладонью и хочу подняться. Но вот теперь ногу простреливает адской, нестерпимой болью. С губ срывается всхлип.
– Ты чего?
– Ногу подвернула. Блин, как больно.
– Пошли, – Ромка подхватывает меня на руки и относит в спальню, – сейчас мазь принесу.
19
Клим.
– Доброе утро! – звонкий женский голос раздается прямо над ухом.
