По своей пустоголовости забываю накинуть халат.
Прикрываю дверь и застываю. За порогом стоит не Рома.
Сглатываю и нервно смотрю на дуло пистолета….
27
– Ну привет, – Геля толкает дверь, распахивая ее шире, и, переступив порог, заходит в квартиру.
Делаю несколько шагов назад.
Страх сразу поднимает свою голову, и я инстинктивно группируюсь. Сжимаюсь в комок, опасаюсь сделать лишнее движение. Между напряженными и слегка сведенными лопатками скапливается влага. Меня бросает в пот. Щеки покрывает алым румянцем.
– Как ты могла? – Геля сглатывает. Рука, в которой она сжимает ствол, трясется. – Я же тебе верила. Ве-ри-ла! – растирает тыльной стороной ладони слезы.
– Прости, – выдавливаю еле слышно.
– Простить? – шумно втягивает носом воздух. – Ты была с ним столько лет, и все это за моей спиной. Ты мне улыбалась… а потом, потом ложилась в кровать с моим мужем, – срывается на крик.
– Все не так. Точнее, так, но… я… я должна была тебе сказать.
– Но не рассказала. Наверное, тебе было весело, когда я пришла сюда. Когда показывала те фотографии. Ты радовалась, что тебя на них не было? Радовалась? – снимает ствол с предохранителя.
Лина делает широкий шаг, и дуло пистолета упирается мне в грудь. Колкие мурашки щекочут затылок, медленно расползаясь по телу.
– Этим, – опускаю глаза к пистолету, – ты ничего не решишь.
– Откуда ты знаешь? – вытягивает шею. – Если я вынесу твои мозги, мне определенно станет легче.
– Не думаю. Выслушай. Дай мне попробовать объясниться, – делаю еще одну попытку достучаться до нее.
Отступаю. Включается режим безразличия. Мне на доли минуты становится плевать, нажмет ли она на курок.
Я поворачиваюсь к Лине спиной. Обогнув ее дрожащую фигуру, прикрываю входную дверь и направляюсь в гостиную. Страшно не мне одной. Ангелина тоже боится. Содрогается, так неуверенно сжимая в своих руках оружие.
Опускаюсь на диван и даже достаю из комода Ромкины сигареты, которые он там от меня прячет. Думает, я не в курсе, что он курит.
Щелкаю зажигалкой и делаю мелкую затяжку. Я никогда не курила серьезно. Всегда только баловалась. Сейчас вот, наверное, самое время сделать эту никотиновую передышку. Вдохнуть тошнотворный запах табака и рассказать правду. Уродливую, ни капли меня не оправдывающую…
– Это я должна была выйти за него замуж. Наша помолвка прошла за несколько дней до смерти моих родителей, красивая, официальная. Но, когда мамы и папы не стало, Витин отец распорядился отменить нашу свадьбу. Он нашел для него более достойную партию, – стряхиваю пепел в кружку, на дне которой еще осталось немного кофе. – Тебя.
Вновь затягиваюсь и прикрываю глаза, чтобы дым не так сильно раздражал обоняние. Не думаю, что это помогает, но кажется мне почему-то именно так.
– У меня тогда было много проблем. Брата забрала служба опеки, папин бизнес развалился, наследство практически аннулировалось. По факту мне не на что было купить хлеба. А Витя – он помог. Вернул мне Рому, да и жизнь в целом. Тогда я еще думала, что люблю его. Мне казалось, что все его завтраки и обещания – правда. Понадобилось четыре года, чтобы поверить в обратное. Но это меня не оправдывает. Это бы никого не оправдало.
– Зачем?
– Я думала, что люблю, – пожимаю плечами, – а когда любишь, не видишь краев. Горизонт стирается. Мой стерся. Витя просил меня об одолжениях. Мелкие поручения, всякие гадости, – облизываю верхнюю губу, – я же, чувствуя себя ему должной, выполняла. А что до дружбы с тобой… Мне было интересно, почему он не разводится?! Обещает, но не делает. Сейчас это звучит глупо, а тогда я все еще на что-то надеялась. Дура, – тушу окурок и прикуриваю новую сигарету.
– Четыре года, – Лина в неверии качает головой, – это же… Почему теперь ты не с ним? Он сказал, что разорвал вашу связь. Понял, что поступает плохо…
– Это в его стиле, – улыбаюсь, – сочинять. Знаешь, когда человеку хоть немного присуще чувство гуманности, о любви я промолчу, разве он пошлет тебя к своему партнеру, чтобы тот тебя изнасиловал?
Произношу без всяких эмоций. Сейчас это уже ничего не значит. Сейчас я не жертва и все давно пережила.
– Не думаю. Я приехала в отель, тот, что у нас в центре. Это было даже не ночью. Я должна была отдать бумаги, но там их никто ждал. Там ждали меня.
– Ты сейчас серьезно? – Ангелина часто дышит, а ее взгляд растерянно бегает по комнате.
Широко улыбаюсь и киваю. В горле образовывается ком. Говорить больше абсолютно нет сил, но я продолжаю.
– Это было настоящим кошмаром. Я не помню, как это произошло, не знаю… Я толкнула его. Он упал и ударился затылком об угол стола. Хотел поиметь меня сзади, а оно вот как вышло. Было много крови.
– А Витя?
– А Витя прислал ко мне своих церберов. Они закопали труп, припугнули, чтобы я не смела идти в полицию. Днем до чертиков испугали Ромку, когда он шел из школы… Витя все замял, стравил людей умершего партнера со своими конкурентами и вышел сухим из воды. Для него все это превратилось в плюс. Тугой ошейник для меня, избавление от конкурентов и дружба с теми, с кем он так хотел ее заиметь.
– Нет… нет… – Лина пятится и упирается спиной в дверной косяк.
– Тогда я и ушла. От него как от мужчины, а вот как от подельника – нет. Если я рыпнусь, он без сожалений сдаст меня этим людям. Они разорвут нас с Ромой на куски. Я необходима ему для его махинаций… Теперь ему даже не нужно разыгрывать любовь.
– Ты можешь пойти в полицию.
– Все куплено. Тебе ли не знать?
– Я не могу поверить… Витя – он не такой, он не мог так…
– Я тоже очень долго думала, что не мог… Прости меня.
Лина всхлипывает, в дверь звонят, и ее палец срывается с курка. Выстрел оглушает, а горящее огнем тело и стекающая струйками кровь лишь подтверждают, что она попала.
28
Клим.
Перед глазами кровавое марево. В своих мыслях я задушил ее уже сотни тысяч раз. Чертова дура! Из-за нее я срываюсь. Так быть не должно, особенно сейчас, когда каждое мое решение имеет колоссальные масштабы последствий. Какая-то девчонка из прошлого не может спустить работу шести лет моей жизни в унитаз.
