Мысли пожирают. Что, черт возьми, происходит в ее жизни? Одни неприятности и аферы. Это давно не та Луиза, которую я знал. Но почему-то это ничего не меняет. Внутренне я тянусь к ней, как и раньше. Одергиваю себя, но продолжаю идти следом.
Тогда, восемь лет назад, я был на ней помешан так сильно, что временами терял себя. Она стала центром моей вселенной. Чем-то запредельно недоступным, но до одури желаемым.
Но кто она для меня сейчас?
– Что ты с ней сделал? – до боли знакомый вопль разлетается глухим эхом по длинному и пустому коридору.
Ромка летит на меня, как сорвавшийся с рельсов состав. Рассчитывает удар, но по итогу не может его реализовать. Промахивается и шипит от дискомфорта, вызванного заломленной за спину рукой.
– Спокойно, воин. Сядь, – толкаю его в кресло, но он вскакивает на ноги. Расправляет плечи и тяжело дышит.
Пришел заступаться за сестру и, конечно же, не вник в детали. Да кому они вообще нужны, эти мелочи?
В свое время была готова на все ради этого пацаненка. Так вот отплачивает ей тем же. Настоящая семья, мать вашу. Крепкая, которая друг за другом и в огонь, и в воду.
– Что с ней? Она жива? Она будет жить?
– Ее оперируют, – достаю пачку сигарет и, вытащив одну, втягиваю носом запах табака. Не то чтобы я бросаю курить, но покидать больничку пока не намереваюсь.
– Что вам от нас надо? Козлы!
Пацан огрызается, пинает кресло и, прижавшись спиной к стене, сползает к полу.
– Прекрати ныть и вести себя как девчонка, – одергиваю поток его воплей, – не думаю, что твоя истерика ей поможет.
– Пошел ты!
– В этот раз я спишу твои слова на стресс. В следующий раз вырву язык.
Роман уничтожает меня взглядом. Раздувает ноздри и прищуривает глаза. Злится. Пусть позлится. Ярость отвлечет его от страха.
Время тянется слишком медленно. Час операции превращается в целые сутки.
Хирург выходит из операционной первым. Цепким и довольно холодным взглядом скользит по моей фигуре. Видимо, оценивает того, чьи люди притащили его сюда чуть ли не за шиворот.
– Вы муж?
– Он ей никто, – мелкий толкает меня в сторону, вытягиваясь перед доком во весь рост. – Я ее брат.
– Я сделал все, что мог…
30
После гениального вступления дока парень свалился в обморок.
– …с девушкой все хорошо, физически, – добавляет, смотря на Ромино бездыханное тело, – но, возможно, понадобится психолог. У нее сильный шок.
– Я понял. Нашатыря, может, предложите? – киваю на мелкого.
– Медсестра ему поможет.
Цирк. Поднимаю Ромку за шкирку и закидываю на кресло. Несколько ударов по щекам, и будет как новенький.
– Дыши глубже. Нормально с ней все. Не думал, что ты такой впечатлительный. Поехали.
– Я останусь тут, – морщится и потирает скулу.
– Тебя все равно к ней не пустят. Пошли, говорю.
– Отвали.
– Я, кажется, предупреждал?
– Тебе вообще на нее плевать? – качает головой, растягивая губы в полуулыбке.
– И именно поэтому я здесь… Пошли уже, мученик. Перекантуешься у меня в доме.
Луиза.
Темно и страшно. Хочется открыть глаза, выбраться из этого марева черного и липкого тумана, но у меня не получается. Я барахтаюсь в ледяной воде и никак не могу выплыть на берег.
В голове тысяча отголосков. Я слышу целые диалоги, отрывки фраз или же одинокие, но такие громкие слова.
«– Ты, – Клим тычет в меня пальцем, – жалкая лгунья.
– Что?
– Ты выходишь замуж, – смеется, – и молчишь об этом.
– Я просто… я думала сказать позже.
– Мне плевать. Просто ты будешь самой масштабной дурой в этой вселенной, если станешь Витькиной женой.
– Ты пришел меня оскорблять?
– Я? Нет. Я пришел открыть тебе глаза».
Дыхание учащается. Пульс зашкаливает.
«– Ты вообще ни черта не видишь? Я тебя люблю. Люблю.
Клим бьет по тормозам. Машину слегка заносит, и она делает пару кругов вокруг своей оси. На асфальте остаются полоски тормозного пути в виде колец. Запах резины забивает нос.
– Я тебе не друг! – говорит еле слышно».
Наутро я ничего не помнила, потому что была пьяна. Я не спала, это была полудрема, которая поглотила эти воспоминания. Тогда она спрятала их от меня слишком далеко, а сейчас вот выплеснула с такой непоколебимой агрессией.
Он говорил мне эти слова. Говорил так четко и ясно. А я… я, как и всегда, ничего не смогла понять…
Распахиваю веки и по инерции тянусь вперед. Хочу сесть. Бок прихватывает едкая боль. Прилипаю затылком к подушке, медленно выдыхая через рот. Вытягиваю губы трубочкой.
В палате полумрак. За окном раннее утро или приближающийся вечер. Сколько я здесь нахожусь? Последнее, что отчетливо помню, – лицо Клима. Это он меня сюда привез. После были белые халаты и ужасно яркие лампы.
Приподнимаю край одеяла и подтягиваю вверх ночную рубашку. Рана закрыта бинтами. Я похожа на мумию. В горле сухо. Голова все еще тяжелая. Не своя. До сих пор не могу поверить, что в меня стреляли.
За дверью слышатся шаги. Замираю. Сердцебиение замедляется. Когда дверь открывается, закрываю глаза. Не сразу понимаю, кто пришел, но почему-то сейчас очень не хочу ни с кем общаться. Мне слишком паршиво. Все, что произошло, выбило из колеи. Подкосило. Не скажу, что перед глазами пролетела вся жизнь, но, когда ты истекаешь кровью, мысли о смерти затмевают разум.
Ты начинаешь копаться в себе и в том, что творила в этой жизни. В моей, как оказалось, не было ничего. Только боль, выбор, ненависть. Единственными светлыми пятнами были брат и те редкие моменты наедине с Климом в мои восемнадцать.
Конечно, Лина выстрелила случайно, но она вынудила меня вновь погрузиться во всю ту грязь. Выпотрошила. Страх поглотил все существо. На миг мне показалось, что я вновь стою там, в номере отеля. Смотрю на кровь, на свое разорванное платье и не знаю, что мне делать…
