Он прилетел вчера ночью. Решил сменить обстановку, пока готовится к бою. Соколов – генеральский сын. Наше знакомство случилось еще в годы моей учебы в академии. Ден проучился там пару месяцев по настоянию отца, но довольно быстро свалил обратно в спорт. Генерал был в бешенстве, но образумить твердолобого сына так и не смог.
За последние шесть лет Соколов ворвался в профессиональный спорт и успел покорить высший легион. Через месяц у него бой за титул чемпиона мира. Внешне он даже собран, внутри раздавлен. Его сводная сестренка вытряхнула из него все кишки. Здесь он прячется от нее, да и от себя самого тоже. Наверное, это стремно, вляпаться в такое накануне события, к которому ты шел полжизни…
После окончания академии мы довольно часто общались.
Нас смело можно назвать друзьями. Ден догадывается о том, кто я на самом деле, но ни разу не озвучивал это вслух. Не идиот.
К тому же у меня на него тоже есть планы. Когда его подготовка закончится, он будет тем, кто поможет мне увезти Лу в Москву. Ей небезопасно здесь находиться, особенно после случившегося.
– Ты еще хуже, чем я думала, – Лу закатывает глаза с явной насмешкой.
Ден это понимает, поэтому не реагирует.
– Ладно, мальчики, хорошего вечера, – поднимается из-за стола, – я спать.
Она уходит, выпрямив спину. За ней не следую.
– С характером, – Соколов протягивает мне бокал.
– Не поспоришь. Харе бухать, – отодвигаю от себя виски и все же поднимаюсь на второй этаж. Дверь в комнату Луизы не закрыта на ключ. Толкаю вперед и переступаю порог.
Хабибуллина уже успела переодеться.
Смотрю на нее сейчас и понимаю, что адски соскучился. Эти два дня снова перевернули все с ног на голову. Она опять здесь. По инерции касаюсь ладонью своей груди в области сердца. И не вытравишь ее ничем. Да и стоит ли?
Если все пройдет по плану, я смогу жить своей жизнью. Нормальной, настоящей.
– Нужно поговорить, – прохожу вглубь комнаты и опускаюсь на кровать. Упираюсь макушкой в спинку, закинув ногу на ногу.
– Давай, – Лу присаживается на самый краешек.
– Обид не будет?
– А есть повод?
– Я опоздал.
– Ты про ужин? Мелочь, – морщит лоб. – Сорвавшийся ужин не самое худшее, что было в моей жизни.
– Согласен. В мире не так много вещей хуже насилия.
Луиза замирает. Превращается в ледяную глыбу. Ее плечи тянутся к полу. Лицо становится маской – каменной, неподвижной. Без каких-либо эмоций.
– Откуда…
– Неважно. Ты просто должна знать, что я знаю.
– Зачем? – качает головой, сглатывает и накрывает рот ладонью. Отмирает.
– Ты хотела честности. Я честен.
– Ты бестактен.
– Я всегда таким был.
– Точно, – кусает губы, – всегда…
Моя цель – не сделать ей больно. Моя цель – провокация, которая выведет ее на разговор и сорвет маску. Она должна рассказать. Поделиться. Должна понять, что больше не одна и это не только ее кошмар. Должна чувствовать, что больше не одинока, перестать бояться. Понять, что теперь ей ничего не угрожает. Она под защитой.
– Я не хочу об этом говорить, не буду, – из последних сил сдерживает слезы.
– Будешь.
– Зачем? Зачем тебе это? Не нужно меня спасать! Слышишь?
– Ты хотела выпрыгнуть из окна.
– Рома! – всхлипывает. – Как он мог!?
– Он поступил правильно. Я его вынудил. С угрозами.
Идиотская шутка не сглаживает ситуации. Это ничем не сгладить. Только сорвать пластырь. Обнажить душу и выдохнуть.
– Все, что с тобой произошло, ужасно…
– Не говори со мной так, я не жертва. Я пережила это. Сама. Пережила, – кричит, закрывая лицо ладонями.
– Я знаю, – перемещаюсь к ней. Прижимаю к себе, касаясь губами ее макушки. – Ты сильная.
– Нет, – качает головой, – нет. Ты меня не знаешь.
– Расскажи, дай мне себя узнать.
38
– Клим, – впивается ногтями в мою руку, – не мучай меня. Не надо. Ты и так все знаешь. Мне больно, я не хочу…
– Ты пережила насилие. Убила человека. Ты живешь с этим. Я хочу тебе помочь.
– Почему? Зачем тебе это? – она выбирается из объятий, поворачивается ко мне лицом. Смотрит заплаканными глазами.
– Ты сказала не давать тебе надежду, если…
– …если ты ничего ко мне не чувствуешь, – заканчивает фразу за меня.
– Именно.
Луиза морщится, словно от боли. У нее дрожат пальцы и губы.
– Он угрожал, запугивал. Сказал, что в этот раз у меня точно хватит смелости довести начатое до конца. Убить себя. Я боюсь его. Я так сильно его боюсь.
– Все изменилось, – провожу ладонью по ее волосам, щеке, – я рядом.
– Ты не понимаешь. Он страшный человек. Он стравил мешающих ему конкурентов и устроил в городе резню чужими руками.
– Я знаю. И это знание – большой козырь.
– Давай просто уедем. Зачем тебе этот бизнес? Давай уедем, чтобы нас никто не нашел. Пожалуйста.
Она плачет, что-то шепчет. Умоляет. Я ее понимаю, но не могу ответить положительно. У меня много незаконченных дел. Теперь к работе примешалось личное, и я точно не оставлю все как есть. Да и не дадут мне, даже если захочу.
– Через пару недель вы с братом улетаете в Москву.
– Что? А ты?
– Я прилечу позже.
– Нет, Клим, нет. Я не оставлю тебя… он убьет тебя. Ты не должен из-за меня…
– Тише, – обхватываю ее лицо ладонями, – вдохни глубоко-глубоко.
И она делает. Набирает полные легкие воздуха.
– Умница, – на губах проскальзывает улыбка, – ты сделаешь так, как я скажу. Потому что это безопасно и правильно. Тебе не стоит здесь оставаться.
– Клим…
