Ладно… Выбираюсь на улицу, пуская Клима за руль. Он несколько секунд копошится в бардачке, выкручивает руль, газует. После выбрасывает окурок из окна и врубает музыку. Громко. Очень и очень громко.
– Запрыгивай, поехали, – бьет ладонью по внешней стороне двери под опущенным стеклом.
– Нет. Ты не трезв.
– Да не пил я. Почти. Садись.
– Нет. Клим, я вызову такси.
– Свяжемся с космосом?
– Что? – свожу брови. – Почему?
– Твоя сумка у меня, – берет мой клатч с заднего сиденья. – Прыгай, говорю. Ты же не останешься здесь ночевать? Или останешься?
Вяземский отпускает тормоз, и машина начинает катиться. Блин, зная его… Сдаюсь и, обогнув багажник, опускаюсь на сиденье. Пристегиваю ремень и смотрю перед собой. Я с ним больше не разговариваю.
Клим останавливает машину спустя час. У океана. Вечно холодного и совсем неприветливого океана. Здесь всегда ветрено. Волны бьются о скалистые камни. Шум прибоя слышно издалека. Кажется, ветер разносит его на сотни метров вокруг. Этот звук.
Сюда ездят только загорать. В очень теплые дни пляж используется по назначению. Иногда можно даже помочить ноги. Особо смелые умудряются нырять.
Но чаще всего вот в такую бушующую погоду здесь обитают серферы. Этакая холодная Австралия.
Клим дергает ручник и выходит из машины.
– Пошли, – тянется ко мне через открытое окошко.
Ветер подхватывает дым его вновь прикуренной сигареты и наполняет им салон. Морщусь.
– Куда? – вскидываю взгляд. Меня уже успели укусить с десяток комаров, и мое настроение становится все хуже.
– Прогуляемся.
– Отвези меня домой или дай ключи. Доберусь сама.
– Обойдешься. Пошли. Ты такая скучная, Луизка. Теперь понимаешь, почему Витька все мимо?
– Идиот!
Вылетаю на улицу и, опередив его, иду к воде. Меня слишком быстро пронизывает холодом, но я стою на своем. Скидываю туфли и вот уже по щиколотку нахожусь в бушующем океане. Вода в сентябре где-то девять-тринадцать градусов. Довольно зябко. Мелкие камешки впиваются в ступни, но я иду дальше. Зубы стучат, а мне вдруг становится все равно. Глотаю потоки леденящего воздуха. Дрожу. Вода уже достигла коленей.
Клим дергает меня обратно очень резко. Я влетаю в его спину с шипением.
– Если решила утопиться, то не сегодня.
– Обойдешься, – выговариваю сквозь стучащие зубы.
– Ты ледяная. Дура.
Клим стягивает с плеч кожаную куртку и набрасывает ее на меня. Обвивает дрожащее тело руками.
– Где твои туфли?
– Не знаю, – пожимаю плечами.
Он отрывает меня от земли. Переваливает мое тело на правую руку, левой подхватывает под коленями. Я взвизгиваю от неожиданности и закатываю глаза. Улыбаюсь, изо всех сил стараясь спрятать свое разочарование и слезы. Все же Витя сегодня снова ушел…
– Завязывай уже страдать из-за этого мудака.
Клим усаживает меня на капот. Он еще теплый. Мотор заглушили совсем недавно.
Клим убирает с моего лица парочку прядей, выбившихся из общей массы волос. Он трогает мои волосы, а я не дышу. Сижу разведя колени и вдохнуть боюсь. Внутри что-то жжется. Огненный шар протеста уже успел согреть грудь.
Клим смотрит точно в глаза и чертовски этим пугает. Хочу убрать его руку, но он не позволяет. Сжимает мое запястье и резко тянет на себя.
5
Клим.
Это слишком сложно. Быть рядом с ней и пытаться оставаться равнодушным. Думаю. Ухмыляюсь собственной несдержанности и без всяких заморочек тяну ее на себя. Плевать, что она подумает и скажет. Возможно, в ее глупую голову придет хоть одна светлая мысль. Возможно, она тоже что-то почувствует.
Лу не позволяет себе упасть в мои руки. Упирается в плечи и выпрямляет локти. Держит нас на расстоянии и правильно делает. Почему-то именно сегодня, в эту самую минуту, я за себя не отвечаю.
– Это не смешно, – качает головой и смотрит, как олененок из мультика. Пялится, пялится. Только раздражает.
Отталкиваюсь. Злость прошибает. Круто разворачиваюсь и, стянув футболку, кидаю ее под ноги. На ходу сбрасываю кеды, чувствуя под ступнями холодный песок, смешанный с мелкой галькой.
У самой воды расстегиваю ремень и бросаю джинсы в сторону.
Оборачиваюсь к Луизке. Она уже успела встать на ноги, вытянуть шею. Напряглась. Вновь решит меня спасать от самого себя. Как по весне, когда увидела доказательства того, как «идеальна» наша семья.
Отчим пришел ночью бухой, с упавшей плашкой. Сорвалась сделка, он попал на бабки.
Я приехал почти следом за ним, вошел в дом, забежал на кухню перехватить воды и просто охренел от прострелившей спину боли. Сначала даже не сообразил, в чем дело. Повернулся уже на шум. Тихий смешок.
Он сидел в столовой, в руке ствол. Он расстрелял в меня обойму резиновых пуль. Сначала тебе кажется, что ты можешь убежать. Но, когда эта хрень попадает в колено, твоя скорость падает к нулю.
Лу тогда увидела мои синяки, вытрясла объяснение и поперлась к моей матери. Рассказать правду хотела. Наивная. Мама, конечно же, сделала вид, что не поверила. А меня попросила не выносить больше сор из избы.
Мельников всегда был двинутый. Сколько я его знаю, столько и терплю рукоприкладство. Терпел. После того случая с пулями. Когда они у него закончились, у меня хватило сил приставить к горлу этой твари нож. Обычный выкидной. Мельников сам ко мне подошел, сам наклонился, проверял, не сдох ли я. Проверил.
После нашего с ним веселья он больше меня не трогает, предпочитает вообще делать вид, что меня нет.
Открываю глаза, жадно хватаю ртом воздух и медленно выдыхаю через нос.
Разбегаюсь. Берег становится все дальше. Когда ныряю, тело поглощает агония, она прочищает сознание. Вытряхивает из него мерзкие мысли. Вроде тех, чтобы наплевать на мораль и трахнуть Луизку здесь и сейчас. Выныриваю на поверхность и развожу руками перед собой. Держусь на воде. Слышу ее громкий голос. Она кричит, ругается.
Когда возвращаюсь на землю, получаю хлесткий подзатыльник. Ловлю ее руки и перегибаю ее спиной через колено. Луна освещает ее взволнованное лицо, и я вновь отступаю.
Она сейчас спишет все мои выходки на то, что я пьян. И отчасти будет права. Придумает тысячи причин, почему я так себя веду, но не дойдет до главной.
И ведь дело не в ней, оно во мне. Она всегда держит дистанцию. А я слабак. Я так не могу. Не могу, потому что у нее есть призрачная иллюзия, что Витек будет ее, а у меня только она.
Она дорога мне. И если Лу не может принять мои чувства, я ни за что не буду портить ими нашу дружбу. Потому что быть рядом с ней, чувствовать ее искренность, поддержку, заботу – гораздо дороже всех моих нелепых признаний. Гораздо.
