– Иначе что? Спишешь насовсем?
– Прекрати эту истерику. Я сказал, через месяц верну тебя в Москву. Все, у меня люди.
Линёв бросает трубку. Сдавливаю телефон сильнее и кидаю на стол. Нервы ни к черту.
– Сука.
Отталкиваюсь от стола. Кресло прокатывается до стены как раз к сейфу. Вытаскиваю оттуда бутылку коньяка и бокал.
Залпом выпиваю налитую жидкость. Я просто на пределе. Сидеть в этой дыре и делать несказанно радостный вид оттого, что меня не поперли из органов… заебало. Лучше бы уволили, чем так. Сижу здесь, как щенок на привязи, и жду хозяина. Когда же он соблаговолит спустить меня с поводка.
Вечная рутина. Из дел: одни алкаши, мелкие кражи и горе-мужья, распускающие руки. Поперек горла вся эта свистопляска.
– О, Вяземский, – Игнат заходит в кабинет, моментально приклеивая взгляд к бутылке, – вроде обед только.
– Будешь? – достаю еще один бокал.
– А Шорников в отделе?
– Свалил.
– Тогда наливай.
Разливаю коньяк. Подношу бокал к губам. Телефон оживает как раз в этот самый момент. Кошусь на экран – Луиза.
Опускаю руку и отвечаю на звонок:
– Да.
– Клим, у меня тут, – чуть не плачет, – тут, в общем…
– Ты где?
Внутри начинает как-то ненормально скрести. Коробит. От одного ее голоса. Прошибает неуспокаивающейся тревогой.
– В больнице. Чем-то отравилась. Девчонки на работе скорую вот вызвали…
– Твою мать, Лу. Сейчас приеду.
– Чего там?
– Да Лу там... Я в больничку короче. Если что, на связи.
Игнат кивает, внимательно наблюдая за моими передвижениями по кабинету, пока я забираю куртку и ключи от тачки.
Вылетаю на улицу. Снимаю машину с сигналки. Завожу мотор и резко выкручиваю руль. Выезжаю на дорогу, а легкие снова обжигает сигаретным дымом.
Пытаюсь донести до себя, что у нее просто отравление. Со всеми бывает. Со всеми… но Лу –другая история.
Не знаю, когда и почему вообще это началось, но я испытываю за нее колоссальный страх. Иногда она напоминает мне маленького ребенка. Беззащитная. Ранимая. Моя.
Любые форс-мажоры воспринимаются эмоциональнее, чем это необходимо.
Она уже не раз объясняла, что это жизнь и нет ничего страшного. Жизнь, мать вашу! Плевать. Если я могу сделать эту жизнь податливой для нее, то я из кожи вылезу – но сделаю.
Я просто не могу ее больше потерять. Не могу и боюсь этого как самого страшного кошмара.
Возможно, это эгоистично и в первую очередь я думаю о себе, но, блть, она моя. Я люблю ее. Всегда любил. И трусливым пацаном. И невъебенно заносчивым мужиком.
Залетаю в больничку и моментально ставлю весь тамошний персонал на уши.
Мне сообщают, что Лу в палате, у нее доктора, а мне нужно подождать. Снова ждать. Терпеть не могу это унылое занятие. Особенно когда нервы ходуном ходят.
Меня пускают минут через двадцать. Лу лежит на кушетке с капельницей. Бледная, как мел.
– Ты здесь, – вытягивает руку и улыбается.
– Ты меня напугала, – сжимаю ослабленную женскую ладонь и прижимаю тыльную сторону к своим губам.
– Я сама жутко испугалась. Так резко поплохело. Думаю, это от роллов, которые я вчера без тебя ела. А наши тетки на работе пытались убедить меня, что это беременность, – закатывает глаза.
– Лучше бы беременность.
Сам не понимаю, почему это говорю. Пока я вообще не думал о детях. Сейчас наши с Лу отношения находятся на рубеже, когда мне ее всегда мало. И делить ее с кем-то я не намерен. Пока.
– Кли-и-и-и-им, – улыбается, – меня сегодня оставляют в больнице. Сказали нужно полежать под капельницей.
– Хорошо. Ты, главное, завтра позвони мне, я сам тебя заберу.
– Ладно. Снова курил? – морщит нос.
– Воняет?
– На всю палату.
– Я бросаю. В процессе.
– Я вижу, – усмехается, – там дома ужин в холодильнике и…
– Разберусь. Не маленький.
В палату заглядывает медсестра и недовольным голосом сообщает, что посещение окончено.
– Я поехал, не скучай, – наклоняюсь и целую Лу в губы.
– До завтра, – шепчет, зарываясь пальцами мне в волосы.
Не могу от нее оторваться. Но меня вынуждают. Медсестра снова засовывает в дверь свой нос. Хочется повысить голос, чтобы она скрылась, но Лу не любит скандалов. Поэтому приходится молча уйти.
Несмотря на то, что на дворе март, на улице разыгрывается метель. Порывы ветра ломают ветви деревьев, а дворники не успевают расчищать лобовуху.
Из больнички еду на работу. Сиду в кипе бумаг до позднего вечера, и только после одиннадцати сваливаю домой.
Бросаю тачку у подъезда. Нащупываю в кармане ключи, а в глазах резко мутнеет. Окружающее меня пространство плывет, закручивается волчком.
Я чувствую боль. Голова рвется на части. Колени подгибаются. Последнее, что помню, – голоса за спиной и заснеженный асфальт, на который я падаю.
50
Луиза
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Снова скидываю вызов и нервно тру запястье. Не знаю, сколько раз я уже позвонила Климу. С каждой пройденной секундой внутри разрастается беспокойство.
Конечно, выводов никаких пока не делаю, но интуиция вопит: «Все плохо!»
Домой решаюсь добраться сама. Время уже перевалило за обед. Ждать и звонить больше нет смысла. Если бы дело было только в телефоне, уверена, Клим нашел бы способ со мной связаться, но он этого до сих пор не сделал, что очень настораживает.
Завязываю поясок на пальто, спускаюсь вниз и сажусь в такси. Кажется, это уже вошло в привычку – бегать после капельниц как здоровая. Но и сидеть смирно в ожидании я не могу.
Чувствую я себя нормально, поэтому доберусь сама.
