— Прекрасно, все было прекрасно, — шепчет ему на ушко. — Давай сегодня сходим на залив?
— Давай, проводим только…
— Вы тут не одни, — Сергей сбегает по лестнице, ехидно улыбается и садится на барный стул. — Слушай, Гром, хороший дом. Как наша система работает?
— Без перебоев.
— Какая система? — вмешивается Ульяна, соскальзывая на пол.
— Умный дом, — Азарин отвечает, смотря на экран своего мобильного, — Тина.
12(2)
Никольская с интересом рассматривает Громовского друга, она еще вчера отметила, что он немного отличается от всех присутствующих здесь. Он выглядит как с обложки журнала, говорит так, словно прямо сейчас может поучаствовать в президентских дебатах. Азарин приехал сюда в сопровождении двух машин охраны, которые остались за территорией, а на мужском запястье часы за несколько сотен тысяч долларов. Он, как никто, сохраняет вокруг себя пространство, словно отгораживается, не любит близости людей, да и, кажется, людей не очень любит. Но, несмотря на все это, здесь, сейчас, вчера он вел и ведет себя как свой, видимо, их с Громовым действительно связывает многолетняя дружба. Настоящая дружба. Потому что, глядя на этих людей по отдельности, довольно нереально представить, что у них вообще может быть что-то общее.
— Значит, ты разработчик?
— Моя компания.
— Прикольно. Почему Тина?
— Вообще, проект задумывался как Тата, но Наташка была против. Но владелец может изменить настройки под себя и дать программе любое имя.
— Именно поэтому у него в доме ее зовут Натаха, — Свобода, появившаяся за спиной брата, громко цокает языком, — Натаха, свари кофе, открой дверь… Он вечно надо мной издевается.
— У нас с братом все как-то по-другому, — Улька пожимает плечами, чувствуя на своей талии Степины руки, улыбается.
— Потому что твой брат — адекватный человек, а не помешанный на компьютерах и алгоритмах гений.
— Ты слышал, Гром? Она вслух назвала меня гением.
— А еще сноб и циник, который считает, что все бабы — дуры.
— Я такого не говорил.
— Ты громко думал.
— Давайте лучше кофе, — вновь вмешивается Никольская, пытаясь разрядить атмосферу.
Когда Азарины уезжают, Улька вспоминает про пирог, который подгорел и выглядит совсем не аппетитно. Выбросив в урну свой шедевр, Улька засовывает противень в посудомойку и уходит наверх.
Степочка разговаривает по телефону, что-то по работе. Хоть он и обещал, что три дня выходных будут только для них, на деле это мало похоже на правду. Пока он занят, Никольская успевает принять душ, накраситься, переодеться и пару раз заглянуть к Степке в кабинет. В последний такой поход он поднимает на нее глаза, подзывая к себе рукой. Усаживает на колени, переплетая их пальцы.
— Все, Лер, если он так хочет, пусть оперирует сам, так и скажи.
Громов раздраженно кидает телефон на стол, и Улька подбирается. Перекидывает ногу через его колени, усаживаясь к Степе лицом. Трогает его щеку, обнимает, вынуждая его сбросить негатив.
— Ты хотела на залив.
— Да, но, если ты не хочешь, можем побыть дома.
— Нет, сейчас поедем.
— Какие-то проблемы?
— У нас всегда какие-то проблемы. Не бери в голову, — целует в висок, — слушай, там ветер, поищи себе какую-нибудь куртку у меня.
— О, это будет целое одеялко. Отключи телефон, слышишь? Пусть они сами разбираются!
Никольская жадно вцепляется пальцами в Степину футболку, смотрит прямо в глаза. Он замечает в них волнение. Она переживает, не понимает происходящего, не знает его реакций и пока не осознает, что для него значит его работа. Он трудоголик, это почти похоже на болезнь.
- Я быстро, — Улька выбегает в соседнюю комнату, роется в гардеробной, спустя пару минут возвращается уже готовая, с перекинутой через локоть ветровкой. Его ветровкой.
— Поехали.
Степа убирает телефон в карман джинсов под немного раздраженным взглядом Ульяны и вместе с ней спускается в гараж.
— Можно я поведу? Кстати, надо забрать мою машинку от Лизкиного дома.
— Завтра заберу. Садись, — протягивает Ульяне ключи от Ягуара.
— Я так люблю водить. Ты просто не представляешь, — Никольская ерзает на сиденье, подстраивает под себя руль, зеркала и высоту кресла. Все это получается довольно быстро. — Куда ехать?
— За забором направо.
— Поняла.
Пока Ульяна маневрирует по не совсем ровной грунтовке, Гром наблюдает за ее реакциями. Как она морщит лоб, вытягивает шею, чтобы лучше увидеть дорогу, закусывает губу или высовывает кончик языка, с энтузиазмом выкручивая руль. Он смотрит на нее, чувствуя то, насколько он привык. Привык к ее непосредственности, улыбкам, позитиву. Она живет в его доме чуть меньше недели, а он совершенно не знает, что будет делать, если она решит уйти. С ней он меняется, с ней у него есть эмоции, с ней он чувствует. Чувствует то, насколько она дорога, то, насколько он в нее влюблен.
— Мы приехали, — Ульяна ставит машину на паркинг и смотрит на бушующий залив широко распахнутыми глазами, — сто лет здесь не была, — выбирается из салона и вдыхает холодный воздух, пронизанный запахом воды.
— Капюшон надень, — Степа обходит машину, накидывая на Улькину голову капюшон.
Они направляются к воде, идут вдоль берега, держась за руки. Никольская бурлит эмоциями, не собираясь их сдерживать. Что-то говорит, говорит, без умолку, много улыбается, но в какой-то момент поджимает губы и замолкает. Правда, после срывается, замирает, упираясь ладонями в Степину грудь.
— Громов, тебе вообще со мной неинтересно, да?
— Что? — он хмурится, не совсем понимая, о чем она.
— То. Ты вечно молчишь. Я понимаю, у меня нет красного диплома, я не училась на пятерки и, может быть, не такая умная…
Степан накрывает ее губы поцелуем, прерывая поток этого несвязного бреда. Приподымает над землей, вынуждая обхватить его корпус ногами. Немного отстраняется, смотрит в глаза, затянувшиеся влажной пленкой, и качает головой.
— Ульяна, я не самый приятный собеседник. Я тебя слушаю, слышу, — его губ касается улыбка, — но я не могу, как и ты, вот так обыденно болтать ни о чем. Это не в обиду тебе, — сразу обрывает ее попытку возмущения, — я не люблю говорить просто ради того, чтобы говорить.
— Как с тобой сложно, — она вздыхает, — ну ладно, вернемся к этому через годик, думаю, все будет иначе, — облизывает пересохшие губы. — Поставь меня на землю.
— Нет, ни за что.
Они здесь вдвоем, в таком тягуче-сладком уединении. Их обдувает холодным ветром, из-за которого не слышно ничего вокруг. Только сильные порывы и всплески волн. У берега прозрачная вода превращается в пену, омывая золотой песок, искристо переливаясь под проглядывающими лучами солнца.
