— Закрой свой рот, — Степан двинулся в сторону Талашиной, — ты всегда любила считать чужие деньги. Сядь, — подтолкнул к барному стулу, — вот, — вытащил из внутреннего кармана куртки листок, — подписывай.
— Я не буду…
— Ты будешь, иначе сядешь.
— Что? Это угроза? Не забывай, во всех этих махинациях есть и твоя фамилия…
Громов с силой надавил на женское плечо, и Светка взвизгнула, сморщилась от боли.
— Токман меня отмажет, подписывай.
— Ты… ты… — Света поставила свою размашистую роспись, гневно глядя на бывшего.
— Завтра съедешь из квартиры.
— Что?
— Что слышала. Все, что у тебя есть, было куплено на мои деньги.
— Степа, — женские губы скруглились, высвобождая протяжный звук «о». — Я же… куда я пойду? — голос мгновенно стал мягче, а движения плавнее, сейчас Света напоминала кошку, податливую и пушистую.
— Ты сама в этом виновата.
— В чем? В том, что выбрала тебя? Ты моральный урод, Громов, урод.
— О том, кто ты, мы промолчим, — уголки мужских губ заострились, изображая на губах полуулыбку.
— И что, теперь будешь всю жизнь рядом с калекой? — она кинула это ему в спину, злобно, не думая о последствиях.
17(2)
Степан уже почти ушел, но ее слова — они заставили обернуться, полоснуть взглядом по смазливому и перекачанному гиалуронкой лицу. Мужские плечи напряглись, а дыхание сбилось.
Света же продолжала кричать, нести всю эту чушь в ущерб себе и плеваться от ярости. Громов смотрел на Талашинское представление секунды, его не хватило на большее. Ноги сами понесли ближе, к ней. Пальцы сжали хвост из темных волос в кулак, и венка на Светкином лубу вздулась.
— Пусти, пусти меня! — она ударила его в грудь, взвизгивая.
Степа разжал пальцы, отталкивая ее от себя. Огляделся и, резко развернувшись, пошел в спальню. Он с силой открыл шкаф, дверь которого слетела с петель, и вытащил Светкин чемодан.
— Что ты делаешь? — она прибежала следом и замерла в проходе.
— Ты свалишь отсюда сейчас, — Громов стиснул зубы и, не глядя на нее, смахнул в чемодан вещи, сложенные аккуратными стопочками на третьей полке.
— Ты не имеешь права, — сорвалось с ее губ, теперь до нее начал доходить смысл содеянного, она выбрала неверную тактику, глупую, и сейчас ее ждут последствия, возможно необратимые. — Степ, давай поговорим…
Света шагнула к мужчине, но Громов не обратил на нее никакого внимания, продолжая скидывать ее шмотье. Когда чемодан заполнился, застегнул молнию и спустил его с подъездной лестницы.
— Ты ненормальный! — Талашина вновь закричала, но толку от ее воплей не было.
Громов скинул еще несколько сумок и, прихватив ее за шкирку, выволок на лестничную клетку.
— Пошла вон.
— Ты не имеешь права, я напишу заявление, — кинулась к Степану, цепляясь за ворот футболки.
— Пиши.
Он оглядел ее и, довольно грубо притянув к себе, обшарил карманы спортивного костюма, в который она была одета. Вытряхнул содержимое сумочки, ее он выкинул из прихожей, и подобрал ключи, упавшие на бетонный пол.
Талашина растерянно смотрела на чемоданы, уходящего Громова и медленно осела по стеночке к холодному, нет, ледяному полу. Как он мог? Громов не был на такое способен, тот Громов, которого она знала, не был таким. Это все Никольская, эта дрянь сделала из него чудовище.
Света всхлипнула и набрала номер подружки, просясь к той на ночлежку.
Степан же, стиснув ключи от квартиры в кулак, вышел из парадной и сел в ждущее его такси. Ему было необходимо вернуться в Москву, еще раз встретиться с Серегой и наконец-то увидеть Ульяну. Время поджимало, эмоции были на пределе, он весь был на пределе, кажется, за эти несколько дней с ним случилось столько всего, сколько не случалось за целую жизнь.
В Шереметьево Громов выпил большой американо и вновь сел в такси. Дорога выматывала. Минут через сорок он переступил порог Азаринского дома и почти с ходу протянул ему листок, подписанный Светкой.
— Сейчас его заверят мой нотариус и юрист, пошли в кабинет. Чай, кофе?
— Водка есть?
— Сообразим. Ангелина Артуровна, водочки грамм двести принесите нам в кабинет, — отдал распоряжение кому-то из обслуги Сергей, поднимаясь по витиеватой лестнице.
— Это надолго?
— Нет, дело пары минут. Без скандала не обошлось? — Азарин придирчиво оглядел Громова, замечая надорванный ворот футболки.
- Не обошлось.
— Ожидаемо. Деньги упадут тебе на счет, — взглянул на часы, — сейчас, — вытянул указательный палец. — Когда передача? Я надеюсь, ты предупредишь Ваньку? Он подстрахует.
***
— Олеся, — Артур Павлович тяжело вздохнул и отвел жену чуть-чуть в сторону. Они стояли у окна больничного коридора, смотря друг на друга с легким упреком. — Зачем ты все это ей говоришь? Ей и так сейчас плохо!
Мужчина прилетел час назад, сразу, как разобрался с рабочими делами и наконец-то взял отпуск за свой счет. Правда, увиденное в палате, в которую он заглянул по приезде, ему не понравилось. Жена снова наседала на дочь, «учила жизни» в таких нелегких сейчас обстоятельствах.
— А разве я сделала что-то ужасное?
— Зачем ты затрагиваешь тему Громова?
Олеся покачала головой и взглянула в окно, ее темно-синие ногти побарабанили по пластиковому подоконнику, а глаза вновь настигли мужа.
— Я хочу, чтобы она была готова ко всему. То, что произошло с нашей девочкой, — женщина всхлипнула, — она должна быть готова к самому худшему. Должна!
— Олеся, ты разбиваешь ей сердце.
Никольский поджал губы, а жена вдруг резко взглянула за его спину. Мужчина обернулся, замечая идущего в их сторону Громова.
— А ты нагнетала…
Олеся Георгиевна промолчала, лишь презрительно оглядела подошедшего к ним Степана и, сославшись на давление, ушла в комнату медперсонала.
— Она тебя ждет, — Артур Павлович коснулся Громовского плеча, кивая в сторону палаты.
Степан ничего не ответил, только шагнул к двери. Ульяна лежала на кровати, уткнувшись в телефон, когда заметила Громова, лишь крепче стиснула мобильный в ладонях и нервно провела пальцами по лбу. Он спешил к ней. Хотел увидеть, ему все время казалось, что он так много упускает, лишает ее своей поддержки, вынуждая быть здесь одной. Он корил себя, но в то же время здраво понимал одно — он обязан разобраться со всем, что заварила Талашина, иначе последствия могут быть необратимы.
— Как ты? — мужчина присел рядом, сжимая тонкое девичье запястье.