Циммерманн внимательно наблюдает за каждым ее движением, кивает, когда она делает шаг, а после еще.
— Отлично. Ты большая молодец, четыре занятия, и мы переходим на костыли.
— Что? Нет, я…
— На сегодня занятие окончено. Приготовься, завтра мы будем заниматься втрое дольше, — с этими словами он выходит из помещения.
Громов делает несколько шагов к Ульяне, обхватывая ее талию ладонями. Она облокачивается на его спину, наконец-то расслабляя руки, на которых уже выступили вены, они вздулись и кажутся инородными.
— Ты справилась, я же говорил.
— Я очень хочу есть.
— Что тебе принести?
— Пиццу.
18(3)
— Хорошо, — Степина ладонь накрывает Ульянину грудь, а губы касаются влажной шеи, — вернемся в палату, и я отыщу тебе пиццу.
— Как добытчик мамонта?
— Как он самый.
Через двадцать минут Никольская оказывается одна. Громов уходит встречать курьера, и, пока его нет, девушка гипнотизирует свои ноги. Смотрит, смотрит, понимая, что сегодня, сейчас совершила что-то невероятное. Кажется, она никогда так ничему не радовалась.
Следующий месяц Ульяна находится в клинике, реабилитация протекает более чем успешно. Они возвращаются в Питер в середине декабря, без коляски. Никольская может передвигаться на костылях, еще, конечно, достаточно неуклюже и медленно, но ее характер просто не позволяет ей сесть обратно в кресло.
Мама встречает их накрытым столом. Никольская уже и забыла, когда родительница делала праздник в ее честь. Может, это было ее десятилетие? Торт, банты, гости, а вечером жуткий скандал, потому что Ульяна порвала платье. Красивое, розовое, с длинной пышной юбкой, вот ей-то она тогда и зацепилась за куст малины в саду.
— Наконец-то, мы вас так ждали, — Громова, мать Степана, расцеловывает Улькины щеки, женщина излучает свою радость, нежность, — ты невероятно выглядишь. Такая свеженькая.
— Спасибо, — девушка краснеет, потирая нос.
— Проходите к столу, — хозяйка дома появляется неожиданно, смотрит на дочь, после переводит взгляд к Громову, — мы вас и правда заждались.
— Привет, — Ульяна улыбается маме немного натянуто, она не планировала застолья с чужими людьми, которых сейчас видит. В гостиной мельтешат материнские подруги, а еще она зачем-то позвала балетмейстера, Ульяниного балетмейстера.
Все это вгоняет девочку в тоску, она не знает, куда себя деть, как себя вести. Что мама захотела ей доказать? Зачем устроила это шоу? Она так боялась, что ее дочь не встанет, что теперь готова рассказать об Улькиной победе всему миру? Но она не учла главного — мнения своей дочери.
Пока Ульяна борется с эмоциями, Степа крепко сжимает ее руку, подбадривает. Улька уже давно привыкла, что Степа немногословен, и, если честно, в какой-то момент ей это начало очень импонировать. Он не говорит о глупостях, но всегда дает высказаться ей. Слушает, умеет слышать и, самое главное, понимать. Он понимает ее, чувствует на каком-то неземном уровне. Раньше она думала, что такая связь может быть только между родственниками, как у них с братом, а теперь, теперь знает, что это не так.
Громов — ее человек, настоящий, правильный, принципиальный, он помогает ей справиться с такой сложной жизнью, поддерживает и никогда в ней не сомневается. Думая об этом, Ульяна ловит себя на мысли, что если бы в ее детстве у нее была такая колоссальная поддержка и вера, все могло бы быть по-другому…
— Ты не устала? — Степа склоняется к ней, понижает голос. — Если хочешь, мы можем уехать ко мне, в дом.
— Это будет некрасиво. Нужно немного посидеть.
Степа кивает и отодвигает для нее стул в гостиной, забирает костыли.
Отец сидит во главе, он смотрит на дочь, понимая ее состояние и чувства, он уговаривал Олесю не приглашать лишних людей, но когда его жена кого слушала? Она устроила грандиозный скандал и все равно сделала по-своему.
— Пап, — Улька немного подается в сторону отца, она сидит недалеко от него.
— Что?
— Я, наверное, лучше буду жить у Степы, — переводит взгляд на мать, — мне так спокойнее, и вам проблем меньше.
— Доченька…
— Пап, — девушка сжимает отцовскую ладонь.
— Конечно, милая, как тебе удобней.
Артур Павлович кивает, одаривает дочь теплой улыбкой, а после зовет Громова покурить. Оказалось, что несчастье Ульяны не смогло удержать его от пагубной привычки, он вновь пристрастился к табаку, пытался успокоить нервы.
Мужчины вышли на улицу, Громов подкурил сигарету и протянул зажигалку Никольскому.
— Спасибо тебе, Степа, ты очень многое для нее и для нас сделал. Она сияет вся.
Степан лишь кивнул, не видел смысла отвечать. Что он может сказать? Пожалуйста? Он делал это для нее, не для них. Ее родители слишком поверхностно отнеслись к травме дочери, по его мнению, и если Никольский еще как-то старался, хотя он Степан ждал от него большего, помня этого мужчину как прекрасного педагога, то Улькина мать не переставала показывать себя во всей красе.
— Может быть, ты отговоришь ее от переезда? Она и так полгода почти не была дома.
— Вы уверены, что для нее это будет лучше?
— Мы ее семья, она еще совсем девчонка. Я понимаю, у тебя чувства, но пойми и нас, она ребенок и ей нужен соответствующий уход в такой ситуации. Ты сейчас выйдешь на работу и с головой уйдешь в поток дел. Сколько часов в сутки ты будешь находиться рядом с ней? Шесть, восемь? Сколько?
— Я вас услышал. И подумаю. Сегодня мы уедем вместе. Я выхожу в клинику только с понедельника.
— Спасибо за твое понимание.
— И вам спасибо за понимание, — голос стал чуть грубее, и Степан выкинул недокуренную сигарету в урну.
Громов не дожидался Никольского, зашел в дом, лицом к лицу сталкиваясь с собственной мамой.
— Боже мой, как давно я тебя не видела, — миниатюрная женщина обняла сына, — заезжайте к нам завтра, папа вернется из командировки. Не могу больше смотреть на этот театр абсурда, — Громова кивнула в сторону гостиной, — домой пойду.
— Иди, мы забежим, когда будем уезжать.
— Хорошо, мой родной.
18(4)
Оксана Олеговна уходит, а через полчаса в направлении дома стремятся улизнуть и Степан с Ульяной.
Артур Павлович провожает их до машины, пожимает Громову руку, целует дочь, надеясь, что она примет правильное решение и, как только Степан выйдет на работу, вернется к родителям. Машина выезжает за забор, и Никольский возвращается в гостиную.
— Найди в бардачке дистанционный ключ, — просит Громов, и Улька быстро отыскивает его, — на верхнюю нажми.
