Вадим среагировал с похвальной быстротой.
Странная железяка в его руках бахнула уже привычным образом — и здоровяк повалился на вымощенный камнями двор с дыркой во лбу.
— Отец! — будто бы удивившись, взвыли его сыновья.
Часть толпы отшатнулась назад.
Человек пять самых смелых, напротив, чуть замешкавшись, бросились вперёд, к их столу, по двум проходам.
Асем с опозданием припомнила, что об этом угле и до войны ходили не самые хорошие слухи. Скажем, лишний раз кочевники сюда старались не заезжать.
Теперь понятно, почему.
О боги, ну почему нельзя вернуть время хотя бы на пятьсот ударов сердца назад?
Костеря себя, на чём свет стоит, она бросилась под стол, к своей малой сумке. Кинжал — не самое лучшее средство против толпы, но всё больше, чем ничего.
Кто-то в толпе взмахнул рукой — и лоб Вадима через мгновение рассёк камень.
Голова человека при этом дернулась вбок и назад.
Глава 17
По счастью, на действиях человека это никак не сказалось.
Железка в его руке бахнула ещё пять раз, в течение пары ударов сердца — и непосредственная угроза была устранена.
Не все упавшие на мощеный камнем двор заведения умерли сразу. Кто-то ещё пару мгновений выбивал конвульсивную дробь ногами, кто-то тихо скулил, сжавшись на земле калачиком и прижав руки к животу.
Асем, появившись из-под стола с кинжалом в руке, неожиданно спокойно для себя оценила обстановку.
Хе, хотя и пахла, как кобель перед случкой, держала руку на извлечённом наружу кинжале и смотрела перед собой достаточно спокойно.
Вадим мгновение тому, недолго думая, хлопнул себе на рассеченный лоб разваренный, пористый, мягкий, местный корнеплод, останавливая таким образом кровотечение на короткое время.
Сейчас он напряжённо оглядывался по сторонам, ругаясь под нос:
— Самое дорогое на земле — это жадность. Она в итоге дороже всего обходится и скупой всегда платит дважды.
Орчанка сообразила, что товарищ имеет в виду выстрелы к своему странному оружию. Каким-то образом, их запас был ограничен количественно, хотя и превышал сотню (по словам самого человека). Очевидно, хуман не стрелял лишний раз потому, что рассчитывал растянуть этот запас.
Во время попадания в Вадима, дочь кочевого народа отлично заметила виновника её короткого испуга. Не найдя под рукой ничего более подходящего, Асем схватила свободной рукой свою почти пустую тарелку и, на манер вращающегося диска, коротким движением кисти послала её в голову тому, кто из толпы бросал злосчастный камень.
Мышцы любого первородного как правило сильнее хуманских. Бросок оттого был весьма хорош. Прочная, тяжёлая, глиняная тарелка сверкнула в воздухе. Горошины нута с неё на короткое мгновение повисли в воздухе, замирая; так бывает лишь в зрении орков.
Как назло, несколько человек качнулись вперёд-назад в толпе именно в этот момент, закрывая мишень.
Вместо головы чрезмерно проворного метателя, тарелка попала в совсем другого человека. Тот коротко вскрикнул, упал на четвереньки и прижал руки к лицу.
Тем временем, пользуясь возникший неразберихой, на первом плане возникли сыновья убитого старейшины.
Коротко пролаяв что-то друг другу не на всеобщем, они, к счастью, ровно на мгновение обернулись назад. Очевидно, собираясь подбодрить толпу, чтоб действовать по какому-то готовому плану.
Понятно, что при желании и сколь-нибудь серьезном упрямстве, шансы задавить тройку путешественников грубым числом у местных хуманов были.
— Не бойцы, — специально подлила на всеобщем масла в огонь орчанка, отмечая вспыхнувшие глаза самых решительных из людей. — Выдохлись. Убей этих двоих, — добавила она, указывая на детей старосты. — Пока они магией не ударили.
— Не командуй, — хмуро ответил Вадим.
И чуть не поплатился за свою самоуверенность: соткавшийся невесть откуда в воздухе сгусток пламени хотя и был слишком невелик, чтоб прожечь его тело, однако глаза выжигал на раз-два.
Асем была несильна в магии, но тип заклинания почему-то сразу узнала. Именно оно используется серьёзной стражей в крупных городах (усиленной магами), когда кого-то опасного хотят взять живым: пойди, повоюй, неожиданно ослепнув.
К чести человека, среагировал он молниеносно.
Мгновенно падая со скамьи набок, он пропустил заряд одного из сыновей местного мага-недоучки мимо себя. И, наконец, выстрелил ещё два раза.
Повалившиеся на землю мертвыми сыновья старосты заставили оставшихся в живых ненадолго замереть.
— Один, два… восемь, — изобразил скучающее лицо Вадим, пересчитав лежащие на земле тела.
Будничная деловитость, с которой он это сделал, частично остудила прочих.
— За каждые следующие три удара сердца я буду убивать самого ближнего ко мне человека, — сообщил соплеменникам пятнистый. — Три. Два. Один.
Настроение нападавших переменилось на противоположное практически мгновенно.
Ещё только что они, подталкивая друг друга, колебались в нерешительности — а не напасть ли скопом.
На счёте «один», возле обоих выходов со двора заведения образовалась давка. А еще через пару ударов сердца двор вообще опустел. Исчезли все, включая обслуживающий персонал.
В качестве исключения, посетители за парой столов, выглядывая из-за пивных кружек, настороженно смотрели на инородцев.
— О-хо, — пробормотала метиска и, недолго думая, направилась к раздаточному столу.
Схватив с него тарелку со свиными рёбрышками, небольшой кувшин с пивом, она вернулась к своим. На удивленный взгляд Асем, Хе ответила шёпотом:
— А е#ись оно всё конём! — после чего влила в себя добрую четверть кувшина и впилась зубами в нечистое мясо. — Страшно мне, — хмуро сообщила она ещё через несколько глотков и пару обгрызенных рёбер. — Интересно, а заслоны на выезде ещё стоят?
— Полями. По посевам. Никакой дороги, — жёстко уронила орчанка. — Ещё не хватало после такого гостеприимства стрелу спиной поймать. Или из самострела чего похуже.
* * *
— Я думала, нам конец, — признается Асем, когда мы с горем пополам отъезжаем от злосчастного селения километра на три. — Когда тебе этот камень в лоб врезался, думала, всё.
— Я тоже, — заплетающимся языком присоединяется к беседе метиска.
Пиво, которое она решительно залила в одну глотку, на неё явно подействовало.
— Заметно, — неодобрительно ворчит орчанка, не поворачивая головы. — Разит, как…
Камень, попавший мне в голову, был мной проигнорирован только в запале стычки и лишь поначалу. Сейчас, когда адреналин схлынул, я чувствую неуместную дурноту.
