— Более чем. Спасибо, что выслушал. Не думаю, что ты меня понимаешь, но тебе и не нужно.
Она стирает с подбородка застывшую слезу и, приподняв руки, собирает волосы в хвост. При этом мы остаемся стоять запредельно близко. Соприкасаясь друг с другом.
— Давай оставим все как было. Будто бы меня нет. Ладно?
— Я просто дал тебе передышку.
— Или устраивал отдых себе. Сколько за это время у тебя было телок? Штук десять?!
— Ты считала или следила?
— Я навскидку. Такие, как ты, не умеют строить отношения. А банальный перепихон мне не нужен. Так что пока, Андрей. И прекрати уже ко мне подкатывать.
Очередной контраст. Из милой и ранимой девочки в стерву. Хотя, до последней, как бы ни старалась, ей далеко. Информация о Славике, которую она мне выдала, явное тому доказательство.
28
Есения
Не очень помню, как сбежала, слезы застилали глаза. Мне кажется, я никогда еще не выжимала из себя столько сил для притворства. Подыгрывала как могла, сама же очень хотела исчезнуть.
Вот зачем он подошел? Сделал только хуже. Мне не нужна чужая жалость. Но, вопреки этому, в тот момент я словно выторговывала для себя частичку любви и внимания.
Выставила себя бедной овечкой. Нет, настоящей овцой.
Панкратову не стоит знать, что происходит в моей семье, никому не стоит.
Было достаточно того, что Леська в курсе. А теперь…
Ударяю ладони друг о друга в громком хлопке и останавливаю музыку.
Сразу после разговора по душам я улизнула на тренировку. Бежала сломя голову, будто на меня открыли охоту. Сердце было готово выпрыгнуть из груди от спешки и того ужаса, что творился внутри. Страх, смешанный с извращенным чувством удовлетворения.
Высказаться, ощутить себя желанной, и почему-то теперь неважно, в каком контексте. Глупая игра, что с каждой секундой все больше проникает в мою жизнь. Непоколебимое ощущение превосходства.
И это ужасно — то, как я себя чувствую рядом с ним. Во мне словно просыпаются самые потаенные желания… те, в которых я боюсь признаться самой себе.
Ширма бравады и самоотверженности, а что за ней?
Там страх, одиночество, боль.
Коктейль из убивающих изо дня в день чувств, когда ты не живешь, а просто существуешь… веришь в завтра и ждешь его наступления с нереальной силой. Закончить универ, уехать, освободиться от происходящего. Желания, преследующие очень много лет.
А теперь, с его появлением Панкратова, все перевернулось.
В голове другие мысли. Дымка похоти. Необузданное желание переступить черту, с головой окунуться в эту игру. Прелюдию, кажется, так он это назвал.
Разум плавится, но в то же время я наслаждаюсь каждой секундой этих встреч. Странных, окутанных тайной и очарованием. Ведь в глубине души я именно такая. Такая, какой он меня видит. Без тормозов и дурацкого нет.
— Всем спасибо, девчонки, сегодня отработали просто супер. Ань, задержись на пару минут, нужно поговорить.
Ларионова прищуривается и, перебросив через плечо небольшое полотенце, идет ко мне.
— Что?
— Это была твоя последняя тренировка.
— Не поняла…
— Я тоже была в шоке, когда узнала, что видео, обросшее непристойными слухами, твоих рук дело, — мило улыбаюсь, наблюдая за ее реакцией. Ларионова краснеет на глазах. По ее щекам ползут пунцовые пятна.
— Ты не можешь меня выгнать.
— Могу. Ты либо сваливаешь тихо, либо я ставлю этот вопрос девчонкам на голосование. Пусть они знают героев в лицо.
Анька сводит брови на переносице, продолжая прожигать меня свирепым взглядом. По ее лицу видно, как она хаотично соображает, что делать дальше. Но вот право выбора у нее больше мнимое, чем реальное.
— Решать тебе, Ань. Только тебе.
Широко улыбнувшись, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и иду переодеваться.
Спешить особо некуда, но я все равно поторапливаюсь. Больше по привычке.
Сегодняшняя встреча с Андреем слегка сместила ориентиры. Если утром я не могла отделаться от мыслей о краже, то теперь вовсе об этом не думаю. Трогаю застегнутый воротник рубашки и поражаюсь своей смелости, да и смелость ли это?
Плавно перемещаюсь в момент, будто в эту самую секунду расстегиваю мелкие пуговички друг за другом. Насколько сложно было решиться на очередную провокацию? Легко. Очень легко. И самое пугающее, что приятно.
К щекам приливает кровь, пальцы не слушаются, но я продолжаю. Его горячая рука покоится на моей талии, а зрачки расширяются. Отчетливо вижу, как дергается его кадык. Андрей прищуривается.
Меня бросает в жар. Слезы высыхают, превращаются в легкую дымку, что смешивается с потоками ветра. Испаряется.
Внутренний мандраж усиливается, но мне ни капли не страшно. Наоборот. Отпускаю последние тормоза. Смотрю в его глаза, пытаясь увидеть там нечто большее. В голове лишь одна навязчивая мысль — пусть поцелует. Я хочу это почувствовать. Сейчас, именно в эту минуту.
Привстаю на цыпочки, но в то же мгновение одергиваю себя. Усмиряю порыв, прилипая пятками к асфальту. Часто дышу и прячу руки за свою спину. Упираюсь ладонями в холодную стену, запрокинув лицо.
Андрей едва заметно улыбается. Поддевает пальцем одну из оставшихся застегнутой пуговицу на моей рубашке.
От него пахнет чем-то свежим и мятным. Тяну носом этот запах, что до сих пор застрял в памяти, и резко убираю ладонь от своей шеи. До хруста в суставах сжимаю кулаки и, ускорив шаг, спешу к остановке.
На улице начинает темнеть. За последнюю неделю световой день прилично убавился.
Ловлю маршрутку и, откинув затылок на подголовник сиденья, смотрю в окно.
Только сейчас понимаю, что Андрей смог переключить меня. Вытолкнуть из разума тревогу. Последние часы я не вспоминала об отце и тех ужасах, что творятся дома. Мой разум был поглощен мыслями о перепалке с Панкратовым. Очередной близости, от которой по телу проносится россыпь мурашек.
Я боюсь и одновременно наслаждаюсь этим.
