Оборачиваюсь к нему, видя поднятые вверх ладони как жест оправдания, мол, я тут ни при чем.
— Я буду в жюри, — успокаиваю подругу, — конкурс планировали еще с сентября.
— Ты знала и ничего не сказала?
— Все было на этапе рассмотрения, — пожимаю плечами.
— М-да, ну и с кем мне тогда здесь соревноваться? — Бережная осматривает вузовский двор с печальным вздохом. Но разочаровывается недолго, ей звонят, и она отбегает в сторону, давая знак — встретимся в аудитории.
Провожаю подружку взглядом и медленно разворачиваюсь к Андрею лицом.
— Я заберу тебя после пар.
Панкратов зарывается пальцами в мои волосы. Целует, вынуждая привстать на цыпочки и опоясать его корпус. В животе просыпаются те самые бабочки. Меня переполняют чувства. Эмоции, которых я боюсь всю свою жизнь.
У меня перед глазами не было примера нормальных отношений. Было только самопожертвование, и я так боюсь ступить на ту же тропинку…
— В три, — шепчу ему в губы. — У меня будет свободный час перед работой. И да, на работу можешь тоже подвезти, я не откажусь, — смеюсь и наконец-то ловлю первую улыбку Андрея за сегодняшнее утро.
— Отвезу, но…
— Что?
— Вечером ты полностью в моем распоряжении.
— Звучишь как настоящий сексист.
— Почему? Место, куда едем, выберешь сама, — он откровенно издевается, пряча свои подколы под маской серьезности.
— Если у меня будет свободное время, — смотрю на часы, — пара уже десять минут как началась. Пошли.
47
Андрей
— Зачем ты усилил охрану? — захожу в отцовский кабинет и киваю на окно, сквозь которое виднеются снующие туда-сюда охранники с калашами.
Отец потирает ручку кожаного кресла и вытаскивает из стола конверт.
— Что это? — придвигаю к себе письмо.
— А ты прочти.
Бегло скольжу взглядом по напечатанным строчкам. По позвоночнику ползет холодок. Это не волна ледяного ужаса, еще нет.
— Это прямая угроза?!
То ли спрашиваю, то ли просто констатирую факт. Хотя, если тебе начинают указывать, что делать, и красочно описывают последствия твоего отказа… это все же угроза.
— Хотелось бы мне думать иначе.
Отец сворачивает крышку с бутылки и наливает янтарную жидкость в стоящий рядом бокал. По кабинету расползается терпкий аромат двадцатилетнего виски.
— Кто? Есть зацепки?
— Я выясняю. Вечером верну Славика домой. Здесь ему будет безопаснее.
Киваю. Сейчас в нашем доме действительно как в самой настоящей крепости, рвов только не хватает. А если учесть, что в письме с угрозами было четко упомянуто имя брата…
— Это твой последний год в университете, — отец потирает подбородок пальцами и задумчиво смотрит перед собой.
— Помню.
— Надеюсь, что и про все наши договоренности ты тоже не забыл.
— Нет, — машинально запускаю руку в карман, сжимая лежащий там телефон пальцами.
Тело мгновенно напрягается. Мое обещание витает в воздухе с удушающе-рвотным запахом. Четыре года свободы. Четыре курса университета вдали от дурдома, что всегда происходил в этом городе. Отсрочка и шанс на нормальную жизнь, прежде чем вступить в семейное дело и навсегда заключить себя в кандалы.
— Это хорошо.
— Что будешь делать? — красноречиво смотрю на письмо.
Папа ухмыляется и разрывает бумагу на мелкие куски.
— Ничего.
По интонациям и выражению лица понятно одно: бездействие — часть плана. Но какого, пока непонятно.
— Я уехал, — бросаю уже через плечо и закрываю за собой дверь кабинета.
В кулаке уже давно зажаты ключи от машины. Единственное желание сейчас — свалить.
Путь от дома до подъезда Еськиной пятиэтажки преодолеваю минут за десять. Знаю, что сорвал джекпот. Успел засветиться на всех камерах с нехилым превышением скорости.
Выжимаю тормоз, колеса прокручиваются с небольшим усилием, оставляя на асфальте черные следы.
Есения спускается почти сразу, покачивая бедрами, преодолевает расстояние от разбитых ступенек до тачки и ныряет внутрь. Она что-то говорит, спрашивает. Понимаю, что выдаю мизер эмоций и практически не реагирую. Как бы ни старался отодвинуть от себя происходящее в доме, не могу.
Семья превыше всего. Так было всегда. Я рос с этой мыслью. Ее вдалбливали с самого рождения. Нет ничего важнее семьи…
Еська исчезает за дверью аудитории, и я сразу разворачиваюсь к выходу, чуть сильнее вдавливая пятки в пол. Идти на свои пары нет никакого желания. К тому же все мое посещение этого заведения — исключительно для галочки. Программа обучения и преподавательский состав в целом сильно уступают тому, что было в Москве.
Здесь я могу получать свои заслуженные пятерки, практически не вникая в учебный процесс. И никакая помощь вкупе с покровительством отца мне для этого не нужны.
Стереотип о больших деньгах, купленном дипломе и отсутствии знаний не моя история.
— Панкратов!
Костров собственной персоной. Женёк материализуется на расстоянии полуметра. Задирает подбородок. Вытягивает шею, на которой проступает сухожилие.
— Чего?
— Она вроде как сама тебя выбрала… Получается, все честно, — Костер трет переносицу и косится на дверь за моей спиной.
То, что Токарева какого-то фига выперлась в коридор, я понял сразу. Чувствую ее, хоть убей.
— Что честно?
Еська, стуча каблуками, идет к нам. Останавливается рядом со мной, складывая руки на груди. Для полноты образа ей стоит притопнуть ножкой.
— Все по канону, — ухмыляюсь, — мы на тебя спорили.
Еська зависает, Костров тоже не блещет сообразительностью. Пялится на меня как баран.
— Андрей, ты издеваешься?
Моя девочка включается первой. Поправляет и так ровно лежащие волосы, потому что волнуется, но старается сделать максимально бесстрастное лицо.
— Так, — глубоко вздыхает, — Женя, оставь нас на минуточку.
Костер исчезает так же бесшумно, как и появился.
— Да что с тобой сегодня такое? — она взрывается и толкает меня к стене. Особо не сопротивляюсь. — Прикол дурацкий, — цокает языком, — можно было придумать что-то пооригинальней.
— В следующий раз обязательно, — сжимаю хрупкую ладонь и притягиваю Токареву к себе. У нее такие приторные духи, с первого дня держу в голове мысль попросить ее ими больше не пользоваться.
— Ты жалеешь?