В машине мы тоже особо не общаемся. Хотя здесь меня начинает беспокоить другое: чем ближе мы подъезжаем к универу, тем сильнее у меня закладывает нос.
Засовываю руку в сумку, но от поиска капель меня отвлекает телефонный звонок.
— Да, мама, — отвечаю, а сама кошусь на Андрея.
— Ты где?
— Я уже в универе.
— Что дома произошло? Почему у тебя защелка на двери выбита, вещи раскиданы?
— Отец вчера пьяный пришел, вот…
— Боже… Он тебе ничего не сделал? Ты дома ночевала? Почему не позвонила?
— Я к Леське уехала, — вру, сама не знаю зачем, а вместе с тем замечаю ухмылку Андрея. — Мам, мне уже пора, пары начинаются.
— Хорошо-хорошо.
Мама отключается, а все, что остается мне, это виновато взглянуть на Андрея.
— Значит, у Леськи?!
— Я не могу волновать ее еще больше… В конце концов, у нее не так давно были проблемы с сердцем, — отрезаю безапелляционно.
— Пар у тебя сегодня сколько? — он словно игнорирует мой ответ.
— Четыре.
— Позвонишь, как освободишься. Я тебя заберу.
— Андрей, я правда понимаю, как это вчера выглядело, просто…
— Ты опаздываешь, — кивает на вход в здание университета и стоящую на ступеньках Бережную. Она нас заметила, теперь вот стоит ждет меня.
— Ладно, как знаешь.
Оказавшись на улице, хлопаю дверцей и, ускорив шаг, иду к Леське. Утром я не хотела бередить это осиное гнездо, теперь этого не хочет и он.
— Блин, тебя пока дождешься, околеешь. Не май, вообще-то, — Бережная цокает языком, а я… Еще немного, и я просто пройду мимо.
— Могла бы не ждать, — все-таки чуть-чуть притормаживаю.
— У тебя все нормально?
— Да, — шмыгаю носом. И вовсе это не слезы. Нет. Это просто насморк.
— А по голосу не скажешь. Колись, что случилось?
Леська сжимает мою ладонь и тащит вглубь коридора, правда, в совершенно противоположную от аудитории сторону.
— Ну?!
— Лесь…
— Давай уже, вот увидишь, станет легче.
Я тяжело вздыхаю, а потом без единой заминки рассказываю ей все, что происходило в моей жизни последние пять дней. Про Питер тоже говорю. Все-все. И про мать Андрея не забываю.
— М-да…
— Спасибо, — усмехаюсь, — к такому выводу я могла и сама прийти.
Олеся смеется и лезет с обнимашками. Ведь что, как не они, может подержать в трудную минуту?!
— Мама у него, конечно, с придурцой, но ты ж не с ней встречаешься. А вообще, вам просто нужно поговорить с ним. Понимаешь, насколько я знаю Андрюху, а он, как ты помнишь, мне никогда не нравился, и сейчас тоже… Короче, Панкратов очень требовательный к себе, а от этого и к окружающим. Да, блин, он школу закончил с золотой медалью без родительской помощи, только назло папаше. Зубрил, вечно ездил на всякие олимпиады, сначала областные, а потом всероссийские. На красный диплом идет. Он, когда уехал в Москву, говорят, работал там, чтобы деньги у отца не брать.
— Ты это к чему вообще?
— А к тому, что ты вчера засомневалась. В нем, таком идеальном. Который не вписывается в обычные стандарты. Он же себя в нашей тусовке выше всех считает. Потому что самостоятельный и помощь родителей ему не нужна. А мы нахлебники…
— Но при чем тут я?
— Ты, находясь в здравом уме, дала заднюю. Засомневалась в нем. В его к тебе отношении, серьезности, не знаю… Еще и маме своей в машине про меня соврала. У него самолюбие где-то в облаках болтается. А ты вчера заставила его чувствовать себя, ну, как бы выразиться… Человеком, принуждающим… что ли.
— Все, — резковато взвизгиваю, — не продолжай. Я тебя услышала.
— Я высказалась, а решать только тебе.
— Угу, еще бы знать, чего нарешать…
— Насколько я поняла, он из-за тебя ругается с матерью. Отстаивает свои права и желания… Я не раз видела его девок и то, как он с ними общается. Ему всегда на них плевать. А здесь…
— То есть мне повезло? — смеюсь, чтобы не расплакаться.
— Ну это как сказать… На самом деле мне не очень нравится то, как он на тебя смотрит, и то, как воспринимает, тоже.
— В смысле?
— Ты еще не поняла? — Леська прикусывает указательный палец и тяжело выдыхает. — Только не обижайся, но мне кажется, что ты стала его собственностью. Вот он заботится о тебе, помогает, и это хорошо. Но он медленно тебя ломает. Есь, я никогда тебя в таком состоянии раньше не видела. Ну передумала ты с ним спать… С кем не бывает… Но все это сейчас так вывернуто, словно ты в чем-то виновата. Ты и сама себе это внушила. Виновна! Но это же не так. Я очень боюсь, что в этой стычке с их семейкой пострадаешь в итоге ты. Эта привязанность — я ее уже невооруженным глазом вижу. Ты как в трансе. Андрей… Андрей…
— Наверное, ты права… Не знаю. Я ничего уже не знаю.
— Лучше всего сейчас будет вывести его на откровенный разговор. Вот чего он вообще от тебя хочет? Да и ты сама чего хочешь от этих отношений?
53
Вечером я решаюсь последовать совету Бережной. Заканчиваю работу, пичкаю себя лошадиной дозой противопростудных и звоню Андрею. Сказать, что я волнуюсь, это ничего не сказать…
У меня руки дрожат и голоса, кажется, совсем нет. Несколько раз кашляю в трубку, окончательно понимая, что нам нужно поговорить.
Я ведь действительно превращаюсь в какую-то зефирную субстанцию. Клейкую, бесхребетную. Реагирую на все острее, постоянно думаю о том, что же между нами. Чувства ли это…
А от мыслей о том, что будет дальше, хочется закрыться в комнате и не выходить из нее пару дней.
Одно ясно — так продолжаться больше не может. Иначе эти отношения разрушат нас обоих. Станут токсичными.
Все границы нужно расставлять на берегу, что я и собираюсь сделать.
Повторно «набираю» Андрея, потому что первый вызов сбросила. Предлагаю поужинать. Место выбираю сама и приезжаю немного раньше. Мне нужно настроиться, освоиться, чувствовать себя в какой-то мере хозяйкой положения.
Его фигура появляется в проходе зала ресторана ровно в семь. Он идет к столику размашистым шагом, на ходу отдавая свое пальто официанту.
— Привет, — склоняется, касаясь губами моей щеки, и сразу же садится напротив.
Ведет себя так, словно между нами нет всего этого недопонимания.
— Привет, — сминаю в кулак салфетку, мысленно настраиваюсь на дальнейший диалог. То, что он пройдет нелегко, знаю заранее.
— Ты уже что-нибудь заказала?
