Угодить в избранники юной ревнивицы Марселю отнюдь не улыбалось, опасность же была отнюдь не эфемерной: из всех болтавшихся в Старой Придде кавалеров родовитостью он уступал лишь Придду, который по понятным причинам исключался, как и влюбленный в загадочную Мелхен Давенпорт. Дурзье позорно продул на дуэли все тому же Арно, не нюхавший пороха наследник Рафиано до капитана Савиньяка тоже недотягивал, а красавец Жакна честно прятался от девиц, так что, куда ни кинь, первым женихом выходил наследник Валмонов.
От того, что младшая дочь Рудольфа уже просватана за молодого Салину, легче не становилось: все могло еще сорок раз разладиться. Марикьярский обычай требовал от невесты подтвердить помолвку на морском берегу, о чем в ближайшее время не могло быть и речи. Супруга Рудольфа не считала себя вправе покидать высиживаемый ею двор, а маркиза Ноймар предпочла вернуться к детям, если, конечно, предпочла. Валме готов был биться об заклад, что прекрасную Леону в Ноймар выпроводили свекровь со старшей золовкой, но избавиться от Франчески дамы Ноймаринен не могли, хотя в другом и преуспевали. В Старой Придде становилось все веселее, правда, общий смысл происходящего пока ускользал, приходилось довольствоваться частностями, одна из которых как раз страдала, уткнувшись носиком в картину. На взгляд Марселя, не слишком удачную.
– Добрый день, сударыня, – ждать, когда его «заметят», виконт не стал, – вы хотели меня видеть?
– Да, – Гизелла резко обернулась, – вы сожгли письмо?
– Не беспокойтесь. – Если это возможно, лучше обходиться без прямого вранья. – Я здесь и готов вам служить.
– Сударь, я хочу вас просить об одолжении. Не могли бы вы завтра сказаться больным?
– Боюсь, что нет, – протянул начинавший догадываться, в чем дело, сударь. – Видите ли, у меня довольно много дел, а ложная болезнь подразумевает пребывание в постели.
– В постели не надо, вы можете ушибить ногу.
– Какую и как?
– Создатель, не все ли равно! Главное, чтобы вы не смогли танцевать.
– Но я могу. – Влюбленная дева пока не отчаялась и, следовательно, безопасна! – У нас с вами должно получиться вполне достойно.
– У вас, не у меня!
– Тогда логичнее захромать вам. Если это сделаю я, вам придется танцевать с другим кавалером, только и всего.
– Мы станцуем! – Гизелла сжала руки. Подобное почти всегда выглядит прелестно, этот раз исключением не стал. – Мы уже танцевали, и у нас все получилось, кэналлийские танцы только кажутся сложными.
– Кэналлийские? Но ведь предполагается, что мы…
– Неважно! Оркестр знает нужные мелодии, с Дарзье за пару часов мне не станцеваться, поэтому мы с Арно станцуем, что знаем.
– Если я подверну ногу, – педантично уточнил виконт, – но мне этого не хочется. В Принцы-Охотники меня выбрала ваша матушка, поскольку я респектабелен и безопасен. Про виконта Сэ подобного не скажешь. Меня сочтут интриганом, причем неумным.
– А я… я сочту вас трусом и негодяем!
– Вас легко опровергнуть по крайней мере в первой части, моя привычка петь на бастионах и во время абордажа широко известна. С негодяем несколько сложнее. Если я откажусь хромать, меня запишете в таковые вы, а если соглашусь – другие, и их будет заметно больше. В любом случае ваша матушка может просто убрать танец из либретто, ведь без него вполне можно обойтись.
– Да… Она… Она…
Женские слезы Валме переносил с трудом, видимо, это было наследственным. Умиленья и нежности маменькины рыданья у отца не вызывали, поэтому он их прекращал быстро и по возможности без последствий. Марсель поступил так же.
– Сударыня, – обратился он к нарисованной башне, над которой развевался странным образом вынырнувший из дымной пелены флаг Ноймариненов, – если ложь не принесет пользы, пустите в ход правду. Скажите при всех, что хотите повторить кэналлийский танец, благо появился просто отличный партнер, а наш с вами выход лучше перенести в мистерию Анемонов… Простите, забыл, что в Талиге вместо мистерий Сказания.
3
Герард был огорчен. Мэллит поняла это, когда брат подруги, сам того не заметив, накрыл плащом спящего на сундуке кота.
– Ты грустен, – сказала, отирая руки, гоганни, – что-то случилось?
– Да все то же, – огорченный положил шляпу и сел возле стола. – Хотел поговорить с Руппи, а он уехал с монсеньором Лионелем. К полднику они вернутся, но это поздно.
– Поздно стало вчера, – признала очевидное Мэллит. – Руперт сделал все, что может сделать мужчина, если только он не готов убивать соперника или себя, но смерть – это чрезмерно, пусть живут все.
– Конечно! Хайнрих хороший человек, но он гаунау и даже старше герцога Надорэа. Вся беда, что Сэль в папеньку, а он был упрям, как мул. Мелхен, ты ведь тоже девушка, скажи, ну как можно такое учудить? Нет, я понимаю, когда замуж выдают насильно, но она ведь хочет, а с Гаунау мы воюем со времен Манлия. То есть не с Гаунау, они тогда назывались иначе, но ведь главное не это!
– Я понимаю, главное – война, однако большой король кажется добрым и умным, он дружен с монсеньором Ли и держит слово.
– Тут не поспоришь. Когда Манлий договаривался с вождями агмов, это тоже многим казалось странным, только Сэль – моя сестра, а я после смерти папеньки – глава фамилии. Я бы ей запретил, но она заявила, что пойдет к регенту, и пошла бы, уверяю тебя.
– Подруга может многое, – подтвердила Мэллит, – ведь она по доброй воле отправилась в тюрьму со своей королевой.
– Это другое, хотя она по ее величеству прямо-таки с ума сходит. Конечно, очень плохо, что так все получилось, но Сэль вбила себе в голову, что раз Катарина умерла, то нужно и самой стать несчастной.
– Подруга никогда так не говорила.
– Она и не скажет, потому что не захочет нас огорчать, только со мной было похожее. Монсеньор Эмиль перед переговорами, ну, теми самыми… велел мне не драться, а удирать, потому что кроме нас с Сэль никто не умеет дразнить бесноватых. Это очень важно, ты же понимаешь.
– Этого не поймет лишь обладающий разумом неопытной рыбы.
– Ну ты и скажешь! – Расстроенный улыбнулся, как Мэллит и хотела. – Так вот, когда все началось, я про приказ забыл и попробовал помочь графу Глауберозе. Нас бы всех перебили, но мы с фок Дахе как-то провалились на дорогу Холода, а дриксы, которые были с нами, нет. Ты не представляешь, как мне потом было стыдно перед Рупертом, хотя граф Глауберозе мне никто, я и видел-то его всего ничего. Вот Сэль ее величество любила, потому и выходит за Жирного. Чтобы не стать счастливой.
– Нам надо идти и есть, – прекратила неприятное Мэллит. – Я должна повязать ленту и вернуть кухонным передник, потому что я – подруга, а не служанка.
– Ты – чудо, – Герард вздохнул, уподобившись сестре, – мы так хорошо жили в Аконе, и вдруг – такое! Что будет на полдник?
