4
Невидимые голоса призвали чтить и ожидать. Отец Мариус, которому, чтобы сравниться с доннервальдским Титом, недоставало суровости, под нарастающую, как ветер, мелодию неторопливо прошествовал к лестнице, где ему под ноги бросилась толстая полуденная тень.
– Да будет благословен дом сей, – белая рука принимает у служки свечу с почти невидимым огоньком, – и да будет славен глава его в своем служении.
Все сидят, только Валентин поднимается, как того требует ритуал. Сверкают витражи, сверкает и словно бы шевелится мозаичный спрут. Тишина длится недолго, пару ударов внезапно заторопившегося сердца, священник ставит ногу на пандус, благородный герцог Придд садится, а орган заводит что-то вкрадчивое. На севере церковная музыка – и та своя.
– Да обратит Создатель, вернувшись, лик свой на обитель сию, и да возрадуется сердце его.
Величавая массивная фигура неотвратимо надвигается на всплывающего спрута, будто желая загнать чудовище назад, в пучину, мелодия становится громче, дымная горечь – явственней. Черные руки поднимаются вверх, вызывая в памяти нохского ворона, зеленые свечи, призрачных танкредианцев, и после смерти пытавшихся остановить беду…
– Да пребудет над миром сим, над королевством сим и над домом сим мир долги-а-а-а…
Руки-крылья неистово взмахивают и пропадают под жуткий крик, захлебывается орган, сбоку что-то мелькает… Арно и Валентин наперегонки мчатся к Рассветным вратам, кто-то истошно, будто и не в Васспарде, визжит. Исчез не только священник, исчез спрут, словно схватил жертву и уволок в свои глубины. Черные, разверзшиеся… Пол провалился? Открылся потайной колодец? Шум, вопли, на плечо давит что-то мягкое и тяжелое… Маргарита-Констанция. Обморок и, кажется, глубокий. Вскочивший Лукас бестолково квохчет, Клаус сорвался за Валентином, от вопящих куриц никакого проку, спасибо хоть закаменевший Питер тут.
– Питер! Питер, очнись! – руки нащупывают шнуровку, спасибо, узел простой, с Марианной было труднее. – Держи ее… Так, молодец…
5
Дела шли, вернее – заканчивались, к полному маршальскому удовлетворению: хоть как-то организоваться «рыбьи» приспешники так и не смогли, прорваться сквозь цепи легкоконников и уйти никому тоже не удалось.
Драгуны терзали толпу анастасовцев, дробили ее, откалывая от общей кучи отдельные «куски» и тут же уничтожая их, пока парни Николетиса перехватывали то ли самых трусливых, то ли самых дошлых, пытавшихся пробиться из кольца. Те отбивались, пусть и яростно, но поодиночке или мелкими группами – а значит, были обречены.
От силы четверть часа, и все закончится, можно будет отправляться есть «вечер». Банде конец, а «рыбину» можно вздернуть и дохлой. Отец Ипполит в загробном воздаянии уверен, а здесь… Здесь тварь, самое малое, успела понять, кто и почему ее загнал, уже немало! Анастас хотел стать Прибожественным, хотел держать за горло две провинции, а подохнет у никому не ведомого брода. По собственной глупости – то, что его обвели вокруг пальца, до него дойдет, уже дошло…
– Наша кавалерия показала себя наилучшим образом, – Фурис тоже не опускал трубу. – Мне кажется, я узнал коня, на котором почти наверняка ехал возмутительный Анастас.
– Где? – словно сам вырвался вопрос, пока глаза шарили по кромке леса. – Да, это он… Жаль.
Жаль, что у Пьетро не вышло. Жаль, что все случилось слишком быстро.
– Создатель не допустит, чтобы столь злокозненный негодяй был убит наповал первым же залпом. – Похоже, доверенный куратор утешал в первую очередь себя. – Есть надежда, что он получил рану в живот или ему сломало спину при падении с коня и что при этом он находится в полном сознании и осознает содеянное.
– Я не верю в раскаянье этой… мерзкой рыбины.
– То раскаянье, что идет от Создателя и спасает душу, ему даровано быть не может, но Враг – великий насмешник. Он не способен создавать, и он извращает. То раскаянье, что идет от Леворукого, несет не облегчение, но злобу на себя, совершившего роковую ошибку. Так волк, ворвавшийся вместо овчарни на псарню, сожалеет не о своих грехах, но о своем просчете. Возмутительный Анаст…
– Мой маршал! Смотрите! – Йорго богословские мысли не посещали, он продолжал следить за полем. – Влево… Рыжие! Шесте… Семеро!
Примеченная адъютантом семерка нашлась сразу. Она как раз вырвалась из общей толчеи и пусть и тяжелым, но галопом неслась прямо через поле. Рыжие кони из бывших турагисовских конюшен, именно на них были те, кого отобрал Пьетро, да и сам он предпочел взять разбойничью лошадь. Всадников пока не опознать, но то, что они творят, говорит само за себя.
Первые двое идут ноздря в ноздрю, довольно близко, остальные сзади полукругом, отгораживая головную пару от продолжающегося смертоубийства. Пару ли? Еще полминуты, кони чуть поворачивают …и между ними болтается чье-то тело! Ноги волочатся по грязи, руки, похоже, привязаны к седлам.
– Правильно ли я понимаю, – голос Фуриса слегка вздрагивает, – что в наше расположение сейчас доставят пленного?
– Совершенно верно. – Ну смиренный братец, ну молодчина! – Труп так тащить не будут.
6
Торка учит не только лазать по скалам, но и без оторопи смотреть на разбившихся. Арно лишь мельком глянул на тело и, задрав голову, крикнул:
– Мертв! Нужна веревка, да подлиннее, петлю сделать…
– Уже пошли, – откликнулся сверху Валентин. – Но это займет несколько минут.
– Не беспокойтесь, – как мог светски откликнулся виконт, – я подожду… Да, это не здесь!
– Мы так и думали, – согласился Придд и исчез. Арно вытащил сунутые за пазуху перед спуском свечу и огниво. Покойник лежал в круге света, но подвал был немаленьким, и осмотреть его не мешало. Виконт и осмотрел, однако не приметил ничего, заслуживающего внимания. Облицованные камнем стены, более или менее ровный пол, тонущие во тьме своды. Ни сокровищ тебе, ни скелетов. Потайной двери, без которой затея с люком теряла всякий смысл, скоропалительное простукивание не выявило, и неудивительно – играть со звуком прокладчики секретных ходов научились задолго до Франциска. На всякий случай Арно подвинул пока еще мягкое тело и от души топнул по камню. Ничего. Глупая смерть и страшная. Сколько раз наступали на этого кошачьего спрута, и тот держал, а сегодня взял и провалился. Чтобы почти тут же встать на место. Как Валентин вновь открыл и закрепил эту холеру, наспех связывавший пояса и перевязи виконт не заметил. Импровизированная веревка не подвела, но оказалась короткой, пришлось прыгать, да так, чтоб не задеть отца Мариуса. Шанс, что клирик не разбился насмерть, был ничтожно мал, но ведь был же… Луи как-то загремел со скалы, не чета этому подвалу, но «фульгаты» на то и «фульгаты», чтоб по-кошачьи изворачиваться при падении, священников такому не учат.
– Капитан, – «закатные твари» объявляются, когда их вспоминают, вот Раньер и объявился. – Может, мы дальше сами?
– Не впервой…
